И она подняла пистолет и выстрелила. Грязно, плебейски, без пламени. Просто выстрелила в Саваду Емитсу.
Тело упало на землю.
Тсуну трясло.
Всё-таки где-то, не в сознании, где-то глубоко-глубоко, что-то в ней, маленькое и далеко-далеко запрятанное, ещё называло Саваду Емитсу отцом Савады Тсунаёши.
Её отцом.
Но — это было настолько неуместно сейчас. Это было настолько лишним. Неужели ты, Савада Тсунаёши, до сих пор не научилась себя контролировать?
Она хмуро посмотрела на Занзаса.
— Ещё вопросы есть?
Но Занзас не зря был Занзасом. Природа обделила его многими чувствами, и чувством самосохранения в том числе.
— Есть, — нагло ухмыльнулся он. — Что здесь делает этот зефирный мусор?
Тсуна подняла пистолет снова.
— Бьякуран Джессо, — поправился Занзас.
Видимо, она всё-таки умела по-настоящему правильно смотреть.
— Это — мой жених, — медленно и жёстко сказала она. — Ещё одно поганое слово — и ты умрёшь. Дворничье отродье, — выплюнула она.
Лицо Занзаса исказилось, скривилось в отвратительной гримасе. Жуткие шрамы делали его по-настоящему жутким. Но — он промолчал.
— Вонгола теперь Миллефиоре? — уточнил не такой понятливый Скуало. Уточнил спокойно, с вежливой улыбкой — Тсуна и не знала, что он на неё способен.
— Вонгола теперь Миллефиоре, — почти спокойно ответила Тсуна.
Занзас убил приёмного отца. Она только что застрелила родного. Наверное, это имело для него значение. Наверное, он видел между ними разницу. Он молчал.
— Если вы не желаете подчиняться, — сказал Бьякуран сладко и мягко, являя до лёгкой жути странный контраст между собой и Тсуной, — вы можете идти на все четыре стороны. Я позволяю вам это. Но если вы останетесь в Миллефиоре, то вы умрёте при первой же попытке взбунтоваться. Нам не нужны неверные.
Занзас кивнул.
— Я вас понял, — сказал он.
— К CEDEF это тоже относится, — уточнила Тсуна для девушки, прилетевшей с Савадой Емитсу. Она не помнила, как ту зовут. Да и плевать на это хотела.
Девушка, бледная до синевы, только молча кивнула.
Конфликт Колец наконец закончился.
========== Часть 29 ==========
В дела Вонголы Тсуна не вникала — передала Бьякурану как есть. Все и так знали, кто здесь кому принадлежит и кто кем управляет — зачем притворяться? Всех недовольных быстро перебили люди Миллефиоре. Вария всё же вышла из состава захваченной Вонголы. CEDEF потеряла большую часть людей — недовольных — и была расформирована.
На досуге Тсуна поэкспериментировала с Туманом — сделала то, что сказал Бьякуран. Произнесла формулу призыва — и тело того неприятного парня, которого приволок ей Бьякуран, занял Деймон Спейд, долгие столетия сидевший в кольце, как джинн в лампе.
Кто такой Деймон Спейд, Тсуна знала — всё же стать, пусть и только формально, главой Вонголы и не знать её истории было бы странно. С историей Тсуна ознакомилась.
— Я уничтожила Вонголу, — сказала она Деймону. — Ты рад?
— Да, — ухмыльнулся он.
В нём было что-то то ли кошачье, то ли змеиное.
— Я дарю тебе это тело, — сказала она. — Можешь ли ты взамен стать моим Туманом?
— Странная ты, — сказал он. — Ты просишь что-то взамен за подарок?
— Если не хочешь, то и не надо, — пожала плечами Тсуна. Она считала, что и без Тумана неплохо живёт. Да, было бы хорошо его заиметь, но если откажется, то пусть, насильно же мил не будешь.
— Нет, почему же, — сказал он. — Я хочу. Научишь жить в этом мире и времени?
— Конечно, — сказала Тсуна.
Так у неё появился Туман.
Её свадьба с Бьякураном была тихой и домашней — по её же настоянию. Бьякуран спорить не стал. Мама пыталась, но недолго. Тсуна так и не поняла, что именно она увидела в них с Бьякураном такого, что настаивать перестала. Тсуна лишь надеялась, что мама ни о чём не догадалась.
В белом подвенечном платье Тсуна чувствовала себя ужасно хрупкой. Ужасно хрупкой и маленькой подо всеми слоями ткани и под направленными на неё взглядами. А на руках у Бьякурана она чувствовала себя маленькой и хрупкой вдвойне.
Он отнёс её в белую-белую комнату, уложил на белую-белую постель, и…
…и встал на колени у кровати.
— Тсуна, милая, — сказал он. — Умоляю, прости меня.
— За что? — опешила и испугалась Тсуна.
— За то, что я слишком боялся тебя потерять.
— Что?
— Я слишком боялся, что ты не захочешь оставаться рядом со мной. Поэтому я не придумал ничего лучше, чем сказать тебе, что взамен на мою помощь ты будешь моей… ты решила, что рабыней, да?
— Это была справедливая сделка, — возразила Тсуна.
— Нет, — сказал Бьяккуран. — Понимаешь, я идиот. Я… меня угораздило полюбить тебя. Знаешь, там, на той грязной улочке я разговаривал с Реборном, а ты стояла у стены и боялась. Такая маленькая. Я ещё тогда подумал, что такой маленькой и милой девушке совершенно не место там, я подумал, что мне ужасно жаль, что я так не хочу, чтобы Реборн затоптал такой нежный цветок. Я думал, что я не выживу, но я боялся не за себя, а за тебя. А потом ты меня спасла, я узнал об этом от Торикабуто, и я твёрдо решил найти тебя. Я не знал, что я буду делать, когда найду, но, найдя, я понял, что влюблён. Понимаешь? И я сразу понял, что ты мне попросту не поверишь, что ты привыкла к тому, что ничего красивого и светлого не существует, а любовь, увы, относят именно к таким чувствам. Поэтому я… сделал то, что сделал. Теперь, когда ты моя жена, я могу тебе открыться. Я знаю, что это подло, что ты наверняка сейчас врежешь мне по лицу, и будешь совершенно в этом права, но, понимаешь, я просто не могу позволить себе тебя потерять. Когда тебя принесли от Арии, я понял, что не переживу, если с тобой что-то случится. Пожалуйста, будь со мной. Будь со мной до самой моей смерти. Можешь меня убить, если хочешь, я не буду сопротивляться. Я написал завещание, знаешь, там сказано, что единственная наследница Миллефиоре и всего моего состояния — ты. Хочешь? Делай со мной, что хочешь…
Тсуна не слушала. Тсуна рыдала.
Это было не первое её признание в любви, не первые отношения — но она никогда бы не подумала, что Бьякуран относится к ней так. Своим шестым чувством, своим особым даром она знала, что он говорит правду. Что в его речи нет ни слова лжи. Но она так не хотела этому верить.
Это было так странно.
Она построила для себя мир, в котором всё было логично и понятно. В котором Бьякуран был обычным человеком, стремился только к своей выгоде и использовал для этого её. Это было просто, логично, понятно. Это было правильно.
А теперь оказалось, что он только притворялся. Что он только притворялся логичным, правильным, стремящимся к своей выгоде. Что на самом деле ему была нужна именно она.
Но, надо сказать, своей выгоды он не упустил. Это вызывало огромное уважение.
Да. Она уцепилась за эту мысль. Бьякуран не упустил своей выгоды. Бьякуран заполучил всё, что хотел. Её, Вонголу, смерть Арии. То, что он хотел её, что он больше всего хотел её — что ж, она задвинула эту мысль подальше, как можно дальше, чтобы она не возникала в сознании.
Она протянула Бьякурану руку, погладила его по волосам. Он поднялся, сел на постель, обнял её и прижал к себе. Он укачивал её, как ребёнка. Она плакала. Они молчали.
Наконец, он вынул из ящика прикроватной тумбочки пистолет. Дал ей. Она повертела его в руках.
Как будто он знал, что оружием ей легче убивать, чем пламенем.
Она повертела пистолет в руках и швырнула его в дальний угол.
Обняла Бьякурана в ответ. Он прижал её покрепче и стал гладить по голове. Снова — как маленького ребёнка.
— Не будешь меня убивать? — спросил он.
Тсуна помотала головой, не отрывая лица от его груди.
— Надо всё-таки найти тебе психотерапевта, — сказал он. — Скажи мне, пожалуйста, что ты решила?
— Конечно же, — всхлипнула Тсуна. — Я буду с тобой до конца жизни. Я просто… не знаю, почему плачу.
— Точно психотерапевта, — вздохнул Бьякуран. — Я уже нашёл того, которого не смутит твоя биография.