Нечего сказать, хороши наши сведения! За время стоянки в Джибути "Изумруд" выходил два раза на стрельбу; стрельба велась с довольно большого расстояния и, к великому нашему удивлению, отличалась поразительной меткостью. Правда, волнения совсем не было. После стрельбы, в самый разгар жары, с 12 до 14 ч, мы отдыхали, тихо колышась на едва заметной зыби залива. Утомленная команда заснула, а офицеры занялись зоологическими изысканиями. Мимо плыли огромные пестрые медузы. Лейтенант Р.{24} захотел зачерпнуть одну деревянным ведром и уронил его в воду. Ведро стало отплывать по течению. Р., отличный пловец, не желая никого будить, разделся и выпрыгнул за борт, живо поймал казенную вещь, подплыл обратно, привязал ведро к поданному нами концу, стал в него ногами, а мы давай тащить. Только что Р. поднялся над водой, как под ним в воде шмыгнула огромная акула. Мы взглянули да так и ахнули - такая их здесь масса. Все эти серебристые отблески, отсвечивавшие в глубине, все это большие и маленькие акулы. И как только мы могли позабыть о них? Дело в том, что винты наши теперь не работают, они и собрались. Когда я поднялся на верхний мостик, то с вышины еще лучше разглядел, сколько их здесь. Особенно одна парочка меня поразила - мамаша с дочкой. Мамаша толщиной с добрую корову, а длиной сажени полторы. Медленно, едва заметно шевеля плавниками, они делали тур за туром вокруг нашего судна точно на прогулке. Я глядел на них с неизъяснимым чувством, предвидя в недалеком будущем печальную возможность более близкого знакомства с ними. Потом мы решили теперь же свести счеты, изготовили крюк, нацепили кусок солонины ходят эти чудища близехонько, их спутники лоцмана даже обнюхивают приманку, а брать не берут. Я уверен, что лейтенант Р. в другой раз за борт не полезет.
Кроме акул и лоцманов ходило несколько штук очень красивых зеленых рыб с голубыми плавниками, величиной с большую щуку. Они поднимались совсем к поверхности воды. Распотешила всех одна рыбешка (не знаю названия), небольшая, темно-коричневая, с двумя парами плавников-крыльев. Я выстрелил из монтекристо{*12} и напугал ее до чрезвычайности: она выскочила из воды и полетела, как добрая птица, чего мы от нее уж никак не ожидали. Подул ветерок, набежала рябь, и подводный мир скрылся из наших глаз. Мамаша с дочкой надолго остались у меня в памяти.
На рейде нам очень досаждают крики назойливых чертенят - маленьких сомали: они подплывают на своих душегубках-пирогах, выдолбленных из дерева, цепляются за иллюминаторы, заглядывают в каюту, высматривая, где что плохо лежит, и, не переставая, орут во все горло: "A la mer, a la mer"{*13} или "tararabumbia" и даже "viens, poupoulem viens, poupoule, viens"{*14}. Все это проделывается с тем, чтобы обратить на себя внимание и выклянчить монету, которую они тут же в воде и ловят с неподражаемым мастерством, как далеко им не кинь. Тут же в воде они и потасовку между собой заводят. У каждого на руке кожаная браслетка с талисманом от акулы: в ней зашито изречение из Корана. Акулы их действительно не трогают; но дело в том, что они гастрономы и предпочитают мясо белых.
Как-то раз меня спешно вызвали на немецкое судно "Helene Horn". На борту его в этот самый день утром умер от солнечного удара матрос, а теперь требовалась помощь другому - пораненному ядовитой рыбой. Больной орал на весь пароход. Я провозился с ним около двух часов и оставил в хорошем состоянии. Немцы угостили великолепным пивом.
Солнечные удары у немцев на их угольщиках частое явление - наши переносят жару хорошо. Уж больно много дуют пива эти немцы - чего-чего, а пиво у них всегда в изобилии. По праздничным дням немцы обязательно нализываются и на шлюпках под парусами гоняют по всему рейду, с песнями, гармониками, совсем наши подгулявшие мастеровые. Когда эта компания режет нам корму, крича "hoch"{*15}, нам видны их смешные багровые налитые пивом физиономии. На днях в одно из подобных праздничных катаний утонул старший офицер немецкого транспорта. По судам мне приходится разъезжать довольно часто: то комиссия, то консультация. Познакомился с судовым врачом Добровольного флота с крейсера "Рион" Ч. Пресимпатичный хохол, общий любимец. Мы оказались с ним земляками, оба уроженцы Херсонской губернии отыскали много общих знакомых. Так и повеяло на меня родным!
На берегу я был всего один раз. Теперь здесь зима, и туземцы кутаются, дрожат от холода в овчинах, в то время как мы умираем от жары. Тьма назойливых мальчишек окружила нас на берегу: вертятся под ногами, галдят, затевают перебранку, слова не дают сказать. Местные полицейские - высокие сомалийцы, видя беспомощное положение иностранцев, пришли на защиту и жестоко отлупили мальчишек бамбуковыми тростями по башкам, спинам - по чему попало. Уж и не рады были мы, что за нас вступились. Но это помогло лишь на секунду.
На почте мы застали длинный хвост публики - нашей же судовой. На приеме корреспонденции работает всего один чиновник-француз, разрывается на части, а сам злой, презлой. За всю свою службу здесь он, должно быть, впервые видит такую обширную корреспонденцию; марки уже все вышли.
Городок Джибути состоит из нескольких приличных деревянных домиков, принадлежащих французам, а затем сомалийских грязных юрт-плетней, обвешанных разным тряпьем (с целью защиты от солнечных лучей); когда мы проходили мимо, из этих жалких хижин выскакивали полуголые женщины, невообразимые уроды, от которых мы с ужасом отворачивались; они говорили что-то непонятное на своем гортанном языке, но жесты их были более чем понятны.
За городом узкоколейная железная дорога ведет в Харрар.
В гости к Менелику надо собраться в другой приход, а пока поглядим гордость Джибути "Jardin des plantes"{*16}, отстоящий от города верстах в пяти. Дорога к нему скучна: солончаки, бугры, песок, редкие колючие кустарники; видны пасущиеся стада верблюдов. Попадаются грифы, подпускающие довольно близко. Мы обгоняли абиссинских воинов, с мохнатой курчавой шевелюрой, не боящихся жгучих лучей солнца и не знающих шляп; вооружение их - кожаный щит и несколько копий-дротиков. "Jardin des plantes", конечно, жалок - впрочем, он недавно разведен французами; молодые деревья усердно поливаются. Лучше других принялись гранатовые; кокосовых, финиковых пальм, бананов не видать. Почва страшно выжжена солнцем. Горы отсюда недалеко, в них водятся львы, барсы. Ночью львы спускаются и иногда подходят совсем близко к сомалийской части города и своим ревом наводят страх и трепет на жителей. Нам предложили устроить охоту. При других обстоятельствах можно было бы и поохотиться.
Обедать пришлось в городе в "Hotel des Arcades"; мы пили недурной ordinaire{*17}; конечно, набросились на устрицы, за что и поплатились впоследствии - словом, было все, что полагается по расписанию.
После недоразумений в Красном море с водой на "Изумруде" собралась комиссия инженеров; судят, рядят. Между прочим оказалось, что большинство водопроводных труб уже проедено соленой забортной водой. То здесь, то там прорвет и начинает хлестать. Я самолично подавал первую помощь нескольким трубам в аптеке, накладывал повязку из липкого пластыря, пока не прибежали машинисты.