Мужчины?... Их я что-то и не приметил. По-видимому, они в полном подчинении у своих половин.
Жизнь туземцев чрезвычайно дешева. Чистота в избушках прямо поразительная. Чужеземца встречают приветливо, но не назойливо. Детвора ласковая и не торопится выклянчивать сантимы.
С уходом эскадры Helleville опустеет, торговцы разъедутся, и жители заживут прежней идиллической жизнью. Желающим насладиться ею вдали от суеты мирской предлагаю мирный уголок Носи-Бе. Таких уголков на земном шаре теперь немного.
15 февраля. На эскадре частенько бывают похороны. Во время погрузки угля задохнулись от углекислоты два человека машинной команды "Бородино" в угольных ямах; один умер на берегу от солнечного удара; на "Урале" лопнувший гнилой топенант от погрузочной стрелы убил одного офицера, другого тяжело ранил{29}. Похороны сопровождаются известным церемониалом. Свищут: "Всех на верх!"; офицеры и команда выстраиваются во фронт.
От госпитального судна "Орел" отделяется и медленно идет траурный миноносец. На юте у него лежит зашитый в парусину покойник, убранный зеленью и цветами. Миноносец идет через эскадру, вдоль фронта судов, идет медленно, надрывая душу. С него доносится похоронное пение, а на судах по мере приближения начинают играть "Коль славен". Миноносец выходит в море, скрывается вдали; слышен одиночный пушечный выстрел - тело предано воде.
Печальный церемониал заметно действует на всех. Человек до 18 уже похоронено таким образом. "Команде разойтись", - свистят боцмана.
Церемониал кончился. За обедом гремит уже другая, веселая музыка, и тяжелое впечатление мало-помалу изглаживается.
Судовые и эскадренные ученья идут своим чередом. Дня на два выходили в море на маневры. С наступлением сумерек из опасения нападения миноносцев делают различные приготовления, тушатся огни, и мы проводим время наверху или задыхаемся от жары в каютах при задраенных наглухо боевыми крышками иллюминаторах (иначе виден свет).
Очень красивы ночные учения - отражение атаки миноносцев. Уже тогда все наверху. Миноносцы, стараясь проскочить и приблизиться к судну незамеченными, маскируются и пускаются на разные хитрости. Если это им удастся, судно считается взорванным.
Я часто хожу по крейсеру и прикидываю мысленно, где бы мне основаться во время боя. Крейсер пронизывается насквозь. Артиллеристы говорят, что тот борт безопаснее, который под огнем: его пробивает только снаряд, а на следующий борт летит уже со снарядом целая куча осколков, захваченных по дороге. Мой предшественник предполагал устроить боевой перевязочный пункт в батарейной палубе в церковном отделении. Ждем прихода транспорта "Иртыш", одного из крупнейших наших угольщиков, со свежими новостями. Обносились все невозможно. Запасные вещи подмокли, заплесневели, заржавели.
На крейсере много случаев малярии; появились эпидемические ушные заболевания; у всех тело покрыто тропической сыпью - чешется ужасно, не дает покоя ни днем, ни ночью; при наших условиях средств против нее нет; обтирания спиртом, одеколоном хороши, ну да на всех этого не напасешься.
На днях в Россию отправили транспорт "Малайю" и на нем 28 человек с острым туберкулезом.
Команды с судов стали урывать иногда время для рыбной ловли неводами. Делается это в целях освежения стола и составляет для всех большое развлечение.
Рыбы масса: иные похожи на сигов, сазанов; других команда называет чухонь; есть щуки, но большинство рыб исключительно тропического вида. Хотя здесь с самого сотворения мира никто их неводами не тревожил, но самые крупные из них страшно умны и при каждом заводе невода, заметив ловушку, выскакивают на большую высоту вверх и падают по другую сторону невода, что им и удается очень часто.
Какой только чертовщины не вытаскивается неводом: морской аббат, кот, собака, черт, пила-рыба - только ахает наша матросня, поражаясь фантазии природы. Много ядовитой рыбы, с пестрой, очень оригинальной и красивой окраской. Как доктору мне приходится разбираться в выловленной добыче указывать годную для пищи. Мало-помалу у меня накапливается коллекция разного зверья, чему очень сочувствует командир, большой любитель природы. Команда тащит ко мне все. Купленный на африканском берегу в Габуне попка премилое кроткое создание, которое целый день все, кому не лень, теребят. Репертуар у него самый обширный, память замечательная. Это большой друг кают-компании.
Затем есть целое стадо лемуров-полуобезьян, которые водятся только на Мадагаскаре. Один из них быстро приручился, общий забавник и баловень, ест все, особенно любит сардинки. Остальные - дикари, живут на реях - никак не поймать: на страшной высоте прыгают в воздухе со штага на штаг, а ночью всем стадом спускаются вниз воровать в буфете бананы и с визгом и хрюканьем удирают, если их настигнут на месте преступления.
Команда не может жить без собак; у нас их две: особенных талантов они, впрочем, не проявляют.
Инженер-механик К, завел себе пару оригинальных друзей - препротивных хамелеонов - самца и самку (на берегу их тьма), возится с ними, нежно ласкает, дрессирует: поднесет к мухе, и из пасти выбрасывается стрелой длинный тонкий язык - муха проглочена. Когда в каюту К. приходят посторонние, хамелеоны гневно надуваются, топорщатся, меняют цвета. Лемуры, долго враждовавшие с ними, в конце концов улучили-таки минутку и выбросили их за борт.
Нас одолели пруссаки - полчища их, легионы ходят днем и ночью повсюду голодные, злые, грызут одежду, сапоги, корешки переплетов, а по ночам выгрызают у спящих кусочки кожи на руках, на лбу. Видали ли вы когда-нибудь пруссаков-людоедов? Мы стараемся изводить их всяческими способами: ловим в стаканы, обмазанные внутри полоской масла. К утру стаканы полны, но вместо уничтоженных врагов появляются новые.
26 февраля. Наступила масляная. "Аврора" и тут в грязь лицом не ударила: офицерами была составлена интересная программа увеселений для команды.
В два часа началась торжественная процессия - шествие ряженых. Был, конечно, Нептун, клоуны, дикари разных племен. Два масляничных деда, недурно загримированных, хорошо исполняли свою роль на большой куче каменного угля, которым загромождена вся верхняя палуба. Были очень откровенные негры, то есть совершенно голые матросы, обмазанные свежей черной масляной краской. В процессии живейшее участие приняли, конечно, все судовые звери, но лучше всех была большая свинья, выкрашенная охрой, с синими ушами; она визжала и вырывалась, а вел ее магометанин Гамиджи, наш присяжный шутник и остроумец, каждое слово которого вызывало дружный взрыв хохота.
На баке были организованы специальные морские судовые игры. Большая часть этих довольно забавных и требующих ловкости игр в общем сводилась к тому, что какая-нибудь пара при самом неудобном для себя положении усердно тузила друг друга при хохоте окружающих. Давно уж мы не смеялись таким здоровым, беспечным смехом.
Затем последовал ряд небольших состязаний: стрельба дробинками из ружей, вытягивание силомера, бегание через марс, состязания в семафоре, дальномере, наводке орудий. В пять часов забегали наши катера, вельботы, барказы, полубарказы, шестерки; начались гонки на призы. По окончании их гребные суда поднимались, как всегда, под звуки веселого плясового "янки-дудль". Палуба горела под ногами, тали дымились, в несколько секунд как пушинки взлетали на воздух тяжелые барказы, а адмирал любовался в бинокль с борта "Суворова" на лихих аврорцев.