Мы проходим узкие и самые опасные места пролива - отовсюду можно ждать нападения. Днем нередко попадаются навстречу или обгоняют сзади коммерческие суда. За нами следят. В этом мы убедились; вот уже четыре ночи виден на горизонте далеко сзади какой-то огонек, а перед заходом солнца иногда и дымок небольшой показывается. Вчера ночью прошел с полными огнями встречный пароход, а потом зачем-то повернул и держался сзади на некотором расстоянии целых два часа. Любопытствовал. Поздно вечером среди полной темноты сверкнувшая молния осветила идущий справа от нас пароходик без огней. Затем сейчас же налетел страшный шквал с проливным дождем, все скрылось из глаз. Наступила тропическая "воробьиная" ночь, величественная и грозная.
Я уже говорил о том, что рассуждать о политике мы не особенно любим: не верим мы в успех нашей армады, но все одинаково жаждем отомстить за эти самые "Ретвизан", "Севастополь", "Полтаву", "Петропавловск", "Баян", "Новик", на фотографии которых мы, моряки, смотреть теперь решительно не в состоянии. Сердце щемит. А что теперь делается в Манчжурии? Куда еще отступает Куропаткин? Офицеры сегодня предложили командиру очистить все свои каюты, завалить их мешками с углем, а свободное пространство между каютами уступить под боевой перевязочный пункт. Командир не разрешил. Я тоже не был особенным сторонником этой идеи: каютами можно будет воспользоваться для раненых после боя.
26 марта. В проливе, конечно, совершенно тихо, течение быстрое. С азиатского берега тянет амброзией и нектаром, какие-то ужасно пряные ароматы. Справа Суматра, не вполне покоренная голландцами. В центральной ее части нога европейца еще не бывала. В проливе все чаще и чаще стали попадаться встречные или обгоняющие большим ходом суда. Большинство их шарахается от нас как от зачумленных (памятуя Гулльский инцидент), в особенности, ночью, когда мы внезапно освещаем их прожекторами.
Избегнув на этот раз повторения инцидента, мы в час дня стали проходить Сингапур, идя узким проливом мимо островов, покрытых богатейшей растительностью. Глядя на свежую зелень, мы облизывались, вспоминая - как вы думаете,. о чем? - о вкусных вещах вроде картофеля, лука, огурцов, салата и даже чеснока. О сингапурских же ананасах и думать не смели. Не до ананасов теперь. Морские волки вспоминали приятно проведенное ими некогда время в этом городе, я же негодовал на злую насмешку судьбы: вот уже второй раз в жизни я прохожу мимо Сингапура, не останавливаясь, на расстоянии всего каких-нибудь семи миль от него.
На этот раз наши суда не скандалили, не выходили из строя и шли стройными колоннами. Подтянулись и вечно неисправные транспорты: "Киев", "Князь Горчаков", "Владимир". К борту броненосца "Суворов" хотел пристать небольшой пароходик с русским консулом, вышедшим встретить нас, но почему -то не пристал. Г. Рудановский, по общему отзыву, - весьма энергичный и деятельный консул. Редко мне приходилось слышать от моряков хорошие отзывы о наших консулах.
Консул все-таки пристал к борту концевого крейсера "Дмитрий Донской", которому "Аврора" тотчас же нетерпеливо засемафорила, прося поделиться новостями. Новости оказались из рук вон дрянь: наша армия, покинув громадные запасы провианта, отступила за Телин; Куропаткина сменил Линевич. Не поздоровится от этаких вестей.
В Сингапуре две недели тому назад гостил японский флот. В настоящее время он отошел к северной оконечности острова Борнео, к бухте Сула или Лабуан, где у него база; крейсера же и миноносцы сосредоточились неподалеку у островов Натуна. С ними подводные лодки. Эскадра Небогатова находится в Джибути. Проходя Сингапур, мы разглядывали город, высокий собор в готическом стиле, два больших английских крейсера в бухте; справа же оставляли пустынные островки с песчаными отмелями, тихими заводями с зеркальной гладью воды. Солнце, бирюзовая вода - точно в сказочной реке плывешь. Панораму смотришь - глаз отрывать не хочется.
Оставив далее по правую руку белый конусообразный бакан и опасные скалы, заметные по набегавшим на них бурунам, миновав еще несколько островков с громадными нефтяными цистернами, мы вышли, наконец, в Южно-Китайское море - в ожидаемый район военных действий. Если верны полученные сведения, то встреча с неприятелем может последовать не сегодня-завтра. Выяснилось, что Рожественский ведет нас за Сайгон в бухту Камранг, принадлежащую французам и отстоящую от Малаккского пролива миль на четыреста.
Глава XXX.
Южно-Китайское море
27 марта. Рано поутру занялись погрузкой угля; на горизонте расставили сторожевые суда: "Урал", "Терек", "Кубань", "Олег", "Изумруд". На этих погрузках всегда разбрасываемся очень далеко и строимся чуть не два часа. Верхнюю палубу загромождать углем уже не будем, дабы не мешать действию орудий. Этой стоянкой я воспользовался для того, чтобы переправить на госпитальное судно "Орел" матроса с воспалением червеобразного отростка. До островов Натуна осталось миль сто пятьдесят. Мы будем проходить их около двенадцати - часа ночи, готовые отразить минную атаку. Команда работает чудно: спокойно, энергично.
В кают-компании еще больше поднялся спрос на музыку: все требуют наш гимн. На лету я присаживаюсь к пианино, играю гимн, какой-нибудь бравурный марш или наш любимый аврорский, который исполняет наш оркестр, грустный, но решительный марш. Он, очевидно, наиболее отвечает настоящему нашему настроению.
Вечером с броненосца "Суворов" телеграмма: "Крейсерам "Олегу" и "Авроре" из крейсерского отряда перейти в броненосный и во время боя быть в хвосте броненосной кильватерной колонны". Бедные транспорты. Зато у нас ликование! Мы - "броненосцы"! Будем сражаться вместе с броненосцами. Погибнем в настоящем линейном бою, а не при транспортах. "Аврора" небронированный корабль с массой дерева, очень небезопасный в пожарном отношении, особенно в кормовой части, где находятся разные провизионные отделения, лазарет, заваленный старым деревом, ящиками с консервами, где тесно, темно, а выход всего один и довольно далекий - в офицерское отделение по трапу. Все опасаются, что с пожаром в корме нам не справиться: оттуда выгонит дым.
* * *
Без дела - тоска. Попробовал проглядеть оперативную хирургию - не читается. Нужно живое дело, какая-нибудь физическая работа. Стемнело. Пробита вечерняя боевая тревога, ставшая уже обычной. Орудия заряжены. Огни потушены. В полутемной кают-компании за столом сидит публика и беседует вполголоса. До островов Натуна осталось несколько часов. Меня клонит предательский сон. Не выдерживаю и ложусь. Разбудят.
28 марта. Ночь прошла мирно. На судне идет лихорадочная работа по постройке защищающих траверзов у каждого орудия: подвешиваются сети минного заграждения{33}, и в них кладется ряд коек. Даже освобожденные от работы больные, и те вышли принять участие в общих трудах. Суетится и несчастный чахоточный с острым кровохарканьем матрос Б. до тех пор, пока я не делаю вид, что сержусь на него. Очевидно, у всех сейчас одна и та же потребность отвлечь свои мысли работой. В моем отделении молодцом распоряжается энергичный младший боцман Соколов, а помогает ему расторопный квартирмейстер Никитин. По моему настоянию и у меня поставлено два коечных траверза. Дела! Побольше дела! Без него тоска смертная.
Наконец, мы добились того, что командир приказал на свой страх выломать и выбросить за борт все дерево. То-то пошла работа! Дело кипит: трещат рундуки, внутренний деревянный борт, обшивка, ящики с консервами. Все пришли в азарт. Точно дух разрушения овладел нами. Офицеры сами рубили топорами деревянную телеграфную рубку на шканцах и перетаскивали на плечах к борту тяжелые бревна. Дошла очередь и до нижнего лазарета: полетели за борт столы, стулья, тюфяки, шкапики. В результате было очищено масса места, и пожар стал далеко уже не так страшен.
У коков (поваров) была своя работа: они прирезали всех кур, свиней и заполнили рефрижераторы; курятники полетели за борт. В трюмах "Авроры" я разыскал великолепную вещь - длинные резиновые жгуты - и использовал их как эсмарховские, для остановки кровотечения. Почти каждый матрос получил жгут и был обучен обращению с ним.