Всю ночь движения к поселку Мумры я плохо спал. Мне снился странный сон: будто бы я стоял на высокой крутой горе и на этой же горе стояли мужчины, женщины и дети – мои односельчане. Я спрашивал их, зачем они собрались на гору. Они молчали. Наконец, среди толпы я увидел два гроба. Над ними стоял с поникшей головой брат Ефим. Я хотел что-то крикнуть ему и… проснулся. В кубрике, где нас находилось четверо, все, кроме меня, спокойно спали. За бортом судна раздавался плеск воды, оно плыло по протоке Бакланий. «Что это означает?» – подумалось мне. Я как бы стряхнул с себя всю эту тяжесть и уснул.
Мумринские ребята знали о нашем приходе. Когда «Чайка» пришвартовалась к берегу, они приветствовали нас с благополучным плаванием и прибытием. Среди встречавших я искал глазами брата, но его не было. Меня это несколько удивило, но я подумал, что, видимо, он на работе. Когда я сошел на землю, ко мне подошел Александр Елкин. Мы поздоровались с ним. Я спросил:
– Где брат Ефим?
Он что-то невнятно ответил. Меня позвали на судно, чтобы закончить некоторую работу, поэтому я не стал его расспрашивать, только сказал:
– Александр, подожди меня, пойдем вместе.
Через полчаса Бакулин отпустил меня на берег. Я с радостью, налегке побежал к ожидавшему меня Александру.
– Ну, что ты такой кислый? – спросил я.
У него на глаза навернулись слезы. Меня стало что-то пугать.
– Да ну скажи, может, что случилось у вас?
– У нас ничего не случилось, а вот Ефим уехал на родину, его вызвали, – промолвил, наконец, он.
Неужели опять отца арестовали или что другое стряслось в доме, подумал я и ждал, что еще скажет Александр. После некоторого молчания тот, потупя вниз голову, сказал:
– У вас дома померли.
– Кто? Как померли?! – воскликнул я в тревоге.
– Помер отец, вместе с ним померла и твоя мать…
Как, неужели, не может этого быть, чтобы сразу двое могли умереть. Слезы душили меня, а я все продолжал вопрошать: неужели так могло случиться, чтобы одновременно двое умерли?
Товарищ успокаивал меня, как только мог.
– Ванюша, – говорил Александр, – ты, милый, не волнуйся, ты знаешь нашу семью, мы тебя не оставим.
– Дорогой Александр, меня не это убивает, меня тяготит то, что я не увижу более ни отца, ни мать. Ты знаешь, сколько перестрадал отец в тюрьме, его только весной выпустили. А мать, бедная мать, сколько ей досталось горя! Разве она видела радостную жизнь? Нет, она ее не видела. Она жила вечно в страхе и волнении за всех нас, в том числе и за меня. Но как все это случилось?! – продолжал восклицать я. – Нет, я не верю, здесь, возможно, вкралась какая-то ошибка.
И вдруг я вспомнил сон, который видел в эту ночь. «Что же это такое? – подумал я. – Неужели есть такая сила, которая предупредила меня об этом тяжелом несчастье. Неужели это правда?..»
Мы шли молча. И только когда мы подходили к дому, Александр сказал, что письмо, которое по случаю смерти прислал староста и наш двоюродный брат, Ефим просил мне передать.
– Оно находится у моей матери, – добавил Александр.
Я почувствовал усталость, мне хотелось взять письмо, уединиться и одному его прочесть.
Это было официальное письмо от старосты села:
«Тюленевым Ефиму Владимировичу и Ивану Владимировичу. Уведомляем вас о большом постигшем вас горе. 21 июля померли ваши отец Владимир Евстигнеевич и мать Агафья Максимовна. Вы знаете, что отец ваш только что был выпущен из тюрьмы вместе с другими односельчанами. Он поправился после тюрьмы и много работал. Мать была здорова. Вдруг отец 18-го заболел, но через два дня ему стало лучше. Однако 20-го приехали из больницы люди и увезли его к себе. Мать поехала с ним. Она боялась, как бы его опять вместо больницы не увезли в тюрьму. В больницу из наших никого к ним не пустили, сказали, что отец заболел холерой, а мать оставили на исследование. 21 июля через администрацию больницы все село узнало, что они померли. А 22-го их в гробах отвезли на кладбище, куда также из наших никого не пустили. Наши после, уже дня через три, ходили на могилы.
Все крестьяне села Шатрашаны очень сожалеют, но что поделаешь, на то, видно, воля Божья.
Сход села решил, чтобы двух ваших девочек, Груню шести лет и Машу трех лет, отдать в приют. Они сейчас в приюте в Буинске. Младшего брата Мишу девяти лет взял к себе двоюродный ваш брат Захар. Домишко решили закрыть до вашего приезда. Приезжайте поскорее домой.
Староста села Шатрашаны Давыдов».
Смерть отца и матери сильно повлияла на меня. Я стал более взрослым. Больше уединялся, часто и много думал о сложном человеческом жизненном пути. Мне хотелось уехать из поселка Мумры, уехать туда, где не знал бы никто моего тяжелого горя. Но куда мог поехать молодой парень, когда всюду было так много безработных?