Выбрать главу

– Наверное, утонул. Не слышно.

Сколько еще осталось сил, я закричал:

– Не утонул, идите спасайте!

Два раза Сергей бросал мне веревку, но конец ее не доставал меня на метр. А я, сознавая то, что не могу оторваться от кромки льда, не бросался за концом веревки, а ожидал, покамест не будет подброшена она совсем близко к моему лицу. Этот момент настал, и я зубами и руками ухватился за веревку. Мгновенно я погрузился в воду и тут же был вытащен на лед. Кровь застыла в жилах, я не мог двинуться. И только при помощи Сергея и других людей, схвативших меня под мышки, дотащили до казармы, где я был растерт спиртом и, наконец, пришел в себя.

Тетка ждала нас с рыбой к празднику Рождества Христова, а мы чуть не пришли со смертью…

Такова жизнь моряка-рыболова. В подобных условиях я проработал до 1913 года. Бурливое Каспийское море, непосильный труд, вечные недостатки во всем расшатывали мои нервы, и в то же время суровая морская жизнь закаляла меня, как закаляет она всех моряков.

Еще с весны 1913 года я начал готовиться к военной службе. Меня известили, что 1892 год рождения осенью будет призван, и я должен явиться для призыва не позднее августа в село Шатрашаны. Царская военная служба меня пугала и радовала. Пугала, потому что с уходом на военную службу я терял свою самостоятельность, свою «свободу», которую приобрел в среде моряков-рыболовов. Радовала и привлекала же меня военная служба тем, что я мог поступить как специалист во флот и осуществить свою мечту о дальнем океанском плавании, стать подлинным моряком.

Пять лет жизни и работы вдали от Шатрашан, где я так много пережил горя, будучи еще мальчиком, несколько меня отчуждали от родных мест. Передо мной вставали воспоминания тех кошмарных дней, когда стражники и жандармы подавляли крестьянское восстание в Шатрашанах, и я вновь чувствовал на себе как бы весь этот гнет реакции самодержавия. Вместе с тем сжималось мое сердце от той мысли, что, когда приеду домой, я не встречу своих родителей…

В то же время мне страшно хотелось поехать в те места, где я провел детство, где впервые почувствовал себя взрослым и стал понимать горе и необходимость борьбы. Мне хотелось посмотреть своими глазами, какие перемены произошли с моими односельчанами, моими товарищами детства и всем селом. Мне казалось, что за пять с лишним лет моего отсутствия в нашем селе должно было все измениться к лучшему. Но это были только мечты… На самом деле односельчане при моем приезде показались мне более забитыми, а село как бы более обветшавшим… Да это так и было в действительности.

В сентябре 1913 года мы ехали с Елкиным в Шатрашаны для призыва на военную службу. В Астрахани мы сели на теплоход, построенный по последнему слову техники, – двухэтажный, с блестящими каютами первого и второго классов, недоступных простому человеку. Теплоход шел быстро, несмотря на встречное течение. Мы разместились согласно взятым нами билетам в третьем классе, где было достаточно уютно и свободно.

Дорога от Астрахани до Симбирска была немалая, и у нас было много свободного времени, которое нужно было куда-то девать. Как на всяких волжских пароходах, так и на этом находилось много аферистов-картежников. Эти людишки ищут едущих на пароходе простачков, предлагают им как бы от нечего делать поиграть в карты. И, втянув в игру, очищают их карманы до последней копейки.

Не раз предлагали эти субчики нам поиграть с ними в карты, и хорошо, что мы с Елкиным отказывались от этого «удовольствия».

Не доезжая Царицына, на пароходе произошел большой скандал. Как выяснилось, двое карточных шулеров втянули в игру двоих мужичков-плотников. Обыграли их, как говорится, до основания. В процессе игры также выяснилось, что карты были крапленые. Поднялся скандал, драка. Одного игрока поймали, а другой с деньгами скрылся.

Пассажиры ругали большей частью мужиков за то, что они связались играть с жуликами. Другие ругали аферистов. Но от этого проигравшимся мужикам легче не становилось. Они приуныли, стали молчаливыми и только вздыхали: «Бес попутал сесть играть с этими аферистами».

Начался сбор денег пострадавшим. Набрали три рубля с полтиной и отдали их мужикам. В Царицыне они сошли с парохода. Разговор об этом случае продолжался на всем нашем пути вплоть до Симбирска.

На пристани, куда прибыл наш пароход в 12 часов дня, мы встретили своего односельчанина Бурмистрова, который охотно согласился подвезти нас до Шатрашан. На крестьянской телеге, запряженной одной лошадкой, мы в ночь выехали в путь-дорогу. Всю дорогу Бурмистров рассказывал нам о жизни в Шатрашанах и расспрашивал нас о житье-бытье в Прикаспии. Он рассказал нам о наших сверстниках, о молодежи, чуть ли не каждому шатрашанскому парню давал подробную характеристику. Сравнивая их с нами, Бурмистров говорил: