И с этими словами старик приветливым движением руки предложил нам следовать за собою через широкий коридор, уставленный полками с книгами, манускриптами и с какими-то однообразными темными ящичками. Потом мы попали в небольшую комнату с закругленными углами, устланную пушистым ковром зеленоватого цвета. Убранство нашей спальни состояло из шкафа, нескольких кресел, стола, двух кроватей художественной работы и непонятных аппаратов в углу. Большое окно, закрытое занавесью, занимало всю ширину одной из стен. Мягкий равномерный свет, лившийся с потолка, своим оттенком напоминал последние сумеречные золотисто-зеленые тона заката.
Мое внимание привлекли редкие металлические сетки, спускавшиеся над кроватями.
— Для чего эта сетка? — не мог удержаться я от вопроса.
— Это защитная оболочка, — ответил наш хозяин, — она предохранит вас ночью, когда вы снимете нашу металлическую одежду, от электромагнитных лучей как естественного, так и искусственного происхождения, которые пронизывают окружающее пространство во всех направлениях. А эти приборы в углу — электрические души и ванны. Пользование ими весьма просто: вы становитесь на эту подставку, нажимаете рукоять и в продолжение нескольких минут подвергаете себя действию электрических излучений. А эта дверь рядом — в гимнастический зал, — спорт и гимнастика, вы увидите, стоят у нас не ниже, чем в ваше время… Регулятор света — здесь. А теперь — до завтра, дорогие гости!
И с этими словами наш хозяин скрылся за опущенной занавесью дверей.
Глава III
Наше первое пробуждение. — Нас сажают за букварь. — Рея — наша учительница. — Предметное обучение. — Мы читаем, слышим и видим газету. — Гимн Нового Человечества. — Как учат уроки в тридцатом столетии. — Стеклянный шар. — Мы знакомимся с библиотекой профессора Антея. — Металлические книги-малютки. — Автоматический библиотекарь. — Книга заговорила! — Я нахожу Пушкина. — Новый мир. — Чудесные растения нашего хозяина. — Понимающие и поющие цветы. — Я открываю новое чудо. — Игра в мяч. — Унаро ревнует. — В мастерской Реи. — Что рассказал мне незаконченный барельеф… — Слова, не потерявшие смысла через десять веков.
Утро нового дня…
Зашевелились занавески, и в тяжелых складках обрисовалась голова почтенного хозяина дома. Он с улыбкой смотрел на мои неуверенные вначале попытки воспользоваться электрическим душем и прочими хитрыми приборами нашей спальни. Но вот — поворот рукоятки, легкое покалывание кожи, и остатков сна как не бывало. Мне хочется двигаться, бегать, громко радоваться яркому потоку солнечного света, льющемуся в широкое полукруглое окно, с которого я нетерпеливо отдернул плотную занавесь. Через несколько минут я и проснувшийся профессор Фарбенмейстер, закончив свой туалет, стояли и любовались видом на великолепный луг, сплошь покрытый узором сиренево-голубых цветов, чей нежный запах, вместе со свежестью ясного утра, вливался к нам в открытые окна.
После обмена приветствиями, профессор Фарбенмейстер вступил в оживленный разговор с нашим хозяином, продолжавшийся и за легким завтраком, который мы съели в знакомом уже нам соседнем помещении. Оба ученых погрузились в такие глубокомысленные и сложные рассуждения, что я перестал улавливать их сущность, — каюсь, в тот момент я отдал бы самые умные речи тридцатого века за несколько слов Реи, появления которой я ждал с непонятным для себя нетерпением.
А вот и она. Сегодня на ней темно-синяя кираса, над которой пышная шапка белокурых волос кажется светлым сиянием зари над глубоким лесным озером. Мы приветствуем ее как знакомую, отец ласково притягивает ее к себе за руки и усаживает на соседнее свободное кресло. Даже на пергаментном лице профессора Фарбенмейстера появляется радостная приветливая улыбка. Я делаю Рее поклон по всем правилам вежливости двадцатого века, но, кажется, тонкость этого поклона пропадает напрасно. Другие времена, другие песни: в тридцатом столетии приветствуют друг друга лишь простым поднятием левой руки, кивком головы и ласковым взглядом.
Мне кажется, что один такой взгляд пришелся и на мою долю.
— Дорогой Осоргин, — обратился ко мне тем временем профессор, — мы с профессором Антеем (наконец-то я узнал имя нашего милого хозяина!) выработали программу нашего дальнейшего знакомства с новым миром, куда мы так чудесно попали. Мне, да и вам, наверное, не терпится скорее окунуться в этот мир неизведанных и новых впечатлений, — но не думаете ли, что мы очутимся в роли слепых, которых привели в картинную галерею? Я думаю, что и вы, мой юный друг, согласитесь с тем, что нам нужно немного избавиться от нашего невежества, научившись хотя бы понимать язык нового человечества. Короче говоря, мы должны с вами сделаться на некоторое время — я думаю, ненадолго — школьниками младшего отделения… Профессор Антей и его милая дочь любезно соглашаются стать нашими учителями в этой науке. Вы ничего не имеете против?