Таким образом переехали мы Монгольскую границу. Два дня и две ночи были мы ещё в путешествии, которое не принесло уже больше никаких особенных впечатлений. На третий день утром перед нашими глазами забелели маленькие глиняные домики российских колонистов, обрисовалось оборонное сооружение или местопребывание князя и высокие стены хурэ (монастыря), откуда неслись могучие звуки медных труб, сообщающие миру, что монах исполняет Божью службу.
Были мы в Улангоме.
VIII. НА ЗАПАДЕ МОНГОЛИИ
Улангом является в северо-западной Монголии вторым по величине поселением, важным с торговой и религиозной точки зрения. Огромный монастырь (хурэ), населённый достаточно большим количеством монахов, среди которых много предсказателей и лекарей, привлекает много паломников из Монголии, Урянхая и высоких Алтайских Гор. Добираются сюда также караваны купцов из Пекина, Калгана, Урги, Улясутая и России.
При въезде в Улангом поразил нас на входе сильный гомон и хаос, царящий на широкой площади китайского торгового городка (маймачена), отгороженной от хурэ. Рёв верблюдов, перекличка погонщиков, громкие проведения торговых сделок, а часто и агрессивные выступления китайских солдат, принимающих активное участие в спорах, возникающих при торгах, всё это создавало такую хаотичную и крикливую совокупность, что в первый момент не смогли мы сориентироваться, где, собственно, находимся и с кем могли бы понять друг друга.
Только немного погодя из группы домиков высунулись несколько китайских солдат, которые, подойдя к нашим саням, спросили, откуда и куда едем. Яхонтов вместо ответа показал им пропуск с подписью Ян-Чу-Чао, при виде которого солдаты услужливо показали нам дорогу к российскому поселению. Поехали мы широким трактом, вытоптанным сотнями караванов, вдоль высокой глиняной стены крепости, глядящей мрачными выщербленными бастионами, пока наконец не остановились на обширном плоском пространстве российской концессии, где отыскали гостеприимное пристанище у татар, которые несколько месяцев назад убежали из Таштыпа от большевиков.
Со времени приезда в Улангом началась у нас новая жизнь. Мои приятели занялись работой, чтобы добыть пропитание и топливо, я же в течение нескольких первых недель лечил ногу под внимательной опекой одного из самых известных в этих окрестностях тибетского врача Агар-ламы. Вечерами в нашем уединённом тёплом жилье собиралась достаточная группка людей, состоящих из беглецов от большевизма и колонистов. Вечной темой наших разговоров были воспоминания пережитых стычек с большевиками или тяжёлых минут, проведённых в большевистских тюрьмах. Российские колонисты относились к нам несказанно доброжелательно, подкармливая хлебом, мясом и другими продуктами скромную нашу семью.
По истечению двух месяцев моя нога поправилась настолько, что я мог уже ходить не только в пределах комнаты, но и совершать прогулки по колонии и монастырю.
На запад от российской концессии простирался китайский маймачен, гранича с крепостью. Большая часть китайских домов была окружена частоколами, такими высокими, что из-за них были видны только крыши домов. Дома, слепленные из глины, были достаточно обширными и делились на несколько помещений, из которых два или три предназначались для персонала, остальные для магазина и складов. В жилищах китайцев почти половину комнаты занимал кан, то есть род нар, сложенных из кирпичей. Внутри кан обогревался специальным костром, расположенным в кухне, так сильно, что китайцы укладывают на кане только обычный мат (циновку) и спят на нём, накрываясь тоненьким одеяльцем или войлоком.
Подружившись с купцами, я часто просиживал в их магазинах (лавках) долгие часы, приглядываясь к приёмам торговли и слушая интересные рассказы о Китае.
Торговые операции в Монголии ведут китайцы, главным образом, в кредит, получая на этом колоссальные прибыли. У монголов нет денег, поэтому они платят за товар скотом, баранами или шкурами, монетарной единицей является лан[8] серебра, и на нём строятся все расчёты. Монгол, беря товар за 7 чин, обязуется отдать весной следующего года двух годовалых баранов стоимостью двух лан, однако если не заплатит в положенное время, то на другой год должен отдать уже двоих двухлетних баранов стоимостью трёх лан. Таким образом, от капитала 0,70 лана китайцы зарабатывают чистого процента 2,30 лана. Когда стоимость товара достигает нескольких десятков лан, а монгол по причине снежной зимы или болезни скота не может в первые года расплатиться, то в результате проценты доходят до сотен лан, и монгол, оплачивая каждый год проценты, многократно превышающие долговую сумму, сидит постоянно в долгах. Впрочем, китайцы чрезвычайно услужливы, никогда не требуют возврата всего долга и всегда охотно предлагают своим должникам новые товары. Этого рода торговая система ведёт к тому, что до 1911 года почти не было монгола, который бы не платил китайцам процентов издавна выплачиваемого долга.