Атаманы формировали новые отряды, офицеры же были заняты обучением рекрутов. Я занимался изготовлением ручных гранат в специально отданном вы моё распоряжение домике, стоящем в стороне, тут же у реки.
После нескольких дней работы, в присутствии всего офицерского персонала, я устроил испытание изготовленных мной гранат, которое прошло отлично. Атаман, увлёкшийся достигнутыми мною результатами, дал мне несколько человек для помощи, поручив одновременно изготовление в кратчайший срок нескольких тысяч снарядов.
Однажды пришёл ко мне есаул Безродных с просьбой, чтобы я принял участие в торжественном приёме Джалханцы-гегена, премьер-министра при дворе Богдо-гегена из Урги и главного советника двора далай-ламы из Тибетской Лхасы.
В день приёма сановника я освободил от работы всех солдат, сам же, одетый в праздничный наряд, направился в лагерь Вандалова. Городские улицы были подметены, дома украшены флагами национальных цветов. Сто кавалеристов верхом на лошадях ожидали гостя перед городскими воротами, а сто пехотинцев образовали шеренгу, тянущуюся вдоль всей улицы, до самой крепости, заселённой некогда китайским губернатором.
На подворье крепости собрался весь офицерский штаб во главе с атаманами, китайские и российские старосты, а также хошунные чиновники.
Около четырёх часов пополудни раздались оружейные залпы, возвещающие о приезде гостя; он приехал в автомобиле, подаренном ему бароном Унгерном, в следующем же автомобиле ехали личные писари Гегена. В воротах крепости произошла встреча сановника, после чего Геген направился в большое помещение, где должен был состояться банкет в его честь.
Во время церемонии представления Гегену всех офицеров, а также вручения подарков делегациями китайских купцов и российских колонистов, я с необычайным интересом наблюдал как самого сановника, так и окружающий его двор.
Министр, несмотря на шестидесятилетний возраст и совершенно седые волосы, производил впечатление молодого ещё человека. Это впечатление усиливали его движения, энергичные и решительные. Он был одет в жёлтый шёлковый тэрлик, украшенный вышитыми цветами. На не прикрытой ничем груди виднелась маленькая серебряная коробочка, в которой находились благословения от Хутухты и Далай-ламы. Красивые, аристократические руки Гегена были покрыты браслетами, а на безымянном пальце был виден огромный золотой перстень с рубином. Двор министра состоял, главным образом, из духовных лиц, одетых в жёлтые шёлковые тэрлики, а также высокие остроконечные шапки, завершающиеся цветными кистями. Лица их были серьёзны и сосредоточены.
Во время пира на первом месте сидел Геген, рядом же с ним два есаула, которые появились в княжеских костюмах, служащих им верхней одеждой. Далее сидели атаманы, за ними — офицерский штаб.
Пиршество, состоящее из великолепных блюд, поданных на прекрасных китайских сервизах, и запиваемых обильно вином и коньяками, продолжалось достаточно долго. Я заметил, что министр не пил ни водки, ни коньяка, развеселился он только при виде шампанского. На другой день после банкета Джалханцы-геген, в окружении своего двора, осмотрел мою фабрику. Я продемонстрировал свои изделия перед достойным гостем, что ему неимоверно понравилось. С огромной заинтересованностью слушали духовные лица мою информацию, касающуюся технической стороны процесса изготовления гранат. При прощании министр подарил мне высокохудожественно выполненную из золота статуэтку Будды высотой около пяти сантиметров. От сопровождавших его князей я получил в подарок двух гобийских коней с сёдлами и чепраками (попонами). Так как местный обычай требует ответить взаимностью за подарки, я подарил одному из князей серебряную папиросницу, другому — пистолет системы Браунинг.
Джалханцы-геген пребывал в Улясутае несколько дней, проводя время, главным образом, на тайных совещаниях с атаманами. Затем выехал в Лхасу после прекрасного банкета, который устроили в его честь офицеры и китайские купцы.
На третий день после выезда Гегена, я получил от атамана Казанцева приказ о посвящении сотника Карапетова в процесс изготовления гранат, сам же был отдан в непосредственное распоряжение есаула Безродных.
Этот приказ очень меня обеспокоил, потому что последовал после моего разговора с Безродных, в котором тот же самый Безродных утверждал, что слышал якобы о моей службе в большевистской армии. Видимо, кто-то был заинтересован в моей погибели.
Мои приятели были неимоверно обеспокоены этим отъездом, так как знали уже тактику Безродных, который приговорённых к смерти отправлял якобы в Ургу и приказывал их расстреливать в нескольких километрах за городом, среди скальных расщелин.