Способ этот состоит в том, что охотятся на дрофу в такое время, когда вечерняя роса или дождь, замерзая на крыльях птицы, не позволяет ей спасаться с помощью крыльев. Птица, увидев охотника, убегает по земле, сначала медленно, постепенно увеличивая скорость бега. Охотник, догоняющий дрофу верхом, должен превосходно управлять своим конём, потому что птица часто описывает круги или возвращается назад. Добыча дрофы ударом нагайки по голове во время скачки галопом на коне, также требует большой ловкости и сноровки. Время от времени случается оказия поохотиться на хитрых лис, осторожно подкрадывающихся среди трав к жертве, то вновь — на степного разбойника — волка. Волк, когда ищет добычу, нервно клацает зубами и, не имея возможности повернуть шею, делает повороты всем телом. Когда учует добычу, ложится на землю, после чего начинает скрадывать её почти без шороха. Услышав подозрительный отголосок, хищник останавливается, весь обратившись в слух, почти прикладывая голову к земле. Видя, что за ним погоня, убегает что есть сил, скача на упругих ногах. В это время его окружают наездники. При виде блестящих вокруг сабель, зверь собирает остаток сил и бросается в сторону, чаще всего — к шее ближайшего коня и, собственно, тогда получает последний удар саблей по шее. Для такого рода охоты оказываются более всего пригодными монгольские кони, которые настолько понятливые, что ими можно управлять при помощи только голоса. Таким образом, мы часто пользовались подобного рода развлечениями в степях.
Бригада шла весело, хотя и запасы муки и сахара были на исходе. Зато мяса было достаточно, ели мы его в большом количестве. Хорошо выпасенного барана хватало для пяти человек на целый день.
Свежие шкуры мы выменивали на выделанные или на войлоки, неимоверно помогающие в борьбе с наступающими холодами.
Спустя несколько дней характер степи подвергся изменению. Появились песчаные дюны, растительность ограничивалась поникшей травой или колючей караганой. Приходилось теперь не только чистить колодцы, но и фильтровать воду, потому что покрывали её толстые слои пыли. И эту воду мы встречали всё реже, всё более скудной становилась степная растительность, единственную нашу радость составляли оазисы. Благодаря животворному источнику, гибнущему где-то в песках, буйная трава обрамляла его берега, а вытоптанные тропинки свидетельствовали о многочисленных зверях, которые приходили сюда утолить жажду.
Но исчезли, наконец, и оазисы. Земля, не смачиваемая дождём, под горячими лучами солнца была потрескавшейся и твёрдой. На дне высохших озёр находились вместо воды кристаллы соли.
Настроение бригады значительно ухудшилось, кони шли грустные и измученные. В воображении наездников маячили видения недавно испытанного мучения от жажды, при котором язык становился несгибаемым и покрывался болезненными коростами.
В довершение всех неприятностей ветер засыпал нам глаза и уши чёрной пылью, и грязная оболочка покрывала всё тело. Давно не виданная в наших рядах смерть вновь появилась, забирая разом по несколько жертв.
С отчаянием мерили мы на карте расстояние, отделяющее нас от озера Буир-нур; уменьшалось оно с каждым днём, но и у нас убывали силы и кони.
XXXVI. ЧЕРЕЗ БАРГУ ДО МАНЬЧЖУРИИ
Наконец однажды переднее охранение схватило монгола на верблюде, который проинформировал нас, что мы находимся на землях княжества Барга, в одном дне дороги от громадного озера, у которого есть много богатых юрт и пастбища с сочной травой. Полные надежды, двинулись мы за новым проводником пешком, так как наши кони совсем плохи стали.
Действительно, на следующий день, около полудня, мы увидели широкие зелёные озёрные глубины, омывающие песчаные берега.
Напоили коней, но, ввиду нехватки пастбищ, двинулись дальше, вдоль побережья. Едва проехали мы несколько километров, когда дорогу нам перегородили более десяти пышно одетых монголов, уведомляя, что через территорию княжества Барга мы можем пройти за соответствующую оплату. Сам князь, который издал этот указ, находился в нескольких километрах на зимнем кочевье. Чтобы уладить дела мирно, полковник К. направился к князю в окружении десятка офицеров. Дорога здесь была уже более благоприятной, потому что, хотя и травы были почти выпасены, всё-таки наши оголодавшие кони смогли ими несколько поживиться и набраться сил. Когда вдали замаячили белые силуэты княжеских юрт, мы увидели ординарца нашего командующего, который, мчась во весь опор, выскочил от князя, подбежал к командующему, замещающего полковника, офицеру, и вручил ему какую-то бумагу. В этот же самый момент по приказу заместителя бригада сформировалась в боевой порядок. Наши сотни окружили полукругом юрты монголов, поставив пушки стволами, нацеленными прямо на шатёр князя. При виде этого манёвра монголы поникли, а из юрты, красиво украшенной узорами, вышел полковник, ведя к пушкам бледного, трясущегося князя, со словами: «Если Гун не согласится на моё требование, то прикажу тотчас же расстрелять весь его двор и сжечь юрты». После чего дал знак командиру батареи, чтобы от орудия отцепили передок и раскрыли зарядный ящик. Князь при виде зарядов съёжился, стал меньше, и, быстро жестикулируя, согласился на всяческие условия. Полковник вернулся в палатку, бригада же удалилась на бивак.