Громоздились ящики с патронами всяческих оружейных систем, сотни людей плавали в крови, рядом лежали убитые лошади. Вся площадь в буквальном смысле была изрыта орудийным огнём. Постройки, расположенные у озера, охватил пожар, а из густой грязи торчали руки и ноги утопленников. Орудийные позиции представляли картину настоящей жатвы смерти; там лежали оторванные органы людей и животных. Были захвачены около пятисот пленных, не считая раненых. Те были отданы под опеку фельдшера и обильно снабжены пищей, более здоровых, согласно их желанию, включили в армию. Это были, главным образом, люди, которых к действительной военной службе у большевиков принудили насильно. В это же время более десяти комиссаров, как и «настоящих» коммунистов, расстреляли далеко за лагерем. Ночь после победы была шумной и оживлённой, готовились к последующему походу. По приказу барона я заменил имеющееся оружие на российское, остальное же, в количестве 2300 карабинов и 12 пулемётов Максим, я закопал, предварительно приказав завернуть их в полотнище, пропитанное смолой, а место захоронения оружия обозначил на карте для более лёгкого его обнаружения. Погибшим товарищам воздвигли мы братскую могилу. Было их: тридцать казаков, двое японцев, более десяти монголов и китайцев; четверых офицеров, в полном вооружении, со всеми орденами, похоронили мы после отпевания и погребальных залпов. Мы присыпали крест землёй, чтобы большевики не уничтожили ненавистного для них знака.
Пленных отпустили на свободу с предостережением, чтобы они никогда не попадались с оружием в руках на пути дивизии.
Колонна барона Унгерна направлялась на Селенгинск таким образом, что бригада генерала Резухина шла впереди, чтобы подготовить район боевых действий, наша же бригада, передвигаясь медленно, вылавливала обозы и большевистских коней, которые, выпасаемые на обильных пастбищах, шли под седлом с большими причудами.
Недалеко от Селенгинска мы получили известие от генерала Резухина, что после бегства большевиков, он занял этот город без сопротивления. Таким образом, мы приостановили колонну, разместившись в деревне Арбузовской. Вечером прибыл генерал Резухин с ценными трофеями, состоящими, главным образом, из взрывчатых материалов. В порту были найдены в больших количествах селитра, динамит, бикфордовы шнуры и электрические детонаторы Мейера. Кроме того, наши кузницы обогатились значительным количеством подков, а мастерские — английским инструментом. Жалели мы только, что Резухину не удалось занять Селенгинск тремя днями ранее, потому что смог бы он добыть четыре пушки и два речных судна, которые, после обмена их на канонерки, дали бы нам господство на реке.
В целях воспрепятствовать навигации большевистских войск, в самом узком месте реки я поставил подрывные мины.
Вскоре после этого дивизия остановилась на расстоянии шестидесяти километров от Верхнеудинска. Мы были уверены, что будем брать город, или же форсированным маршем направимся в Читу. Однако барон молчал.
Неожиданно я получил приказ о выступлении в Прибайкальские горы с пятьюдесятью казаками, снабжёнными взрывчатыми материалами. Целью экспедиции было уничтожение железнодорожной линии у Байкала, разрушение железобетонных тоннелей, чтобы засыпать горной породой железнодорожный путь.
Для ориентации в этом опасном районе я добыл отличные ситуационные карты.
Когда, спустя два дня, после сформирования отряда с капитаном О. во главе и всяческих приготовлений, я ожидал приказа о выступлении, барон Унгерн вызвал меня к себе и известил об изменениях в программе действий. Во избежание окружения большевистскими силами, вся наша дивизия должна была немедленно возвращаться в район Новодмитриевки, отступая за Темник перед прибытием двух дивизий врага, которые в течение 38 часов должны были замкнуть опоясывающее нас кольцо. Теперь всё зависело от поспешности, поэтому мы мчались к Темнику рысью.
Мы ехали степью, растянувшейся вплоть до Верхнеудинска, замкнутой на севере Байкальскими лесами и горами, на востоке же — рекой Селенгой. На южном рубеже степи тянулись горы и леса, в которых скрывались отряды Щетинкина и Якимова. Большевики хотели воспользоваться условиями района, опасаясь нас со всех сторон. От Муринска приближались две дивизии пехоты и одна — кавалерии с шестнадцатью дивизионами артиллерии, с запада от Аксаковской — две дивизии пехоты с семью полевыми российскими орудиями. От Верхнеудинска спешили, наконец, два корпуса с бронированными автомобилями и самолётами. На Селенге разместился флот канонерок, а на её берегах — летучие артиллерийские отряды, которые должны были перегородить переправу. Мы же, отрезанные таким образом со стороны Темника, должны были брести в тайге и там, у Байкала, наступил бы, несомненно, разгром дивизии в соответствии со словами: «Nec Hercules contra plures» («Несть Геракла против многих» — прим. ред).
Идя стремительным маршем, мы многократно воспользовались большевистской телеграфной линией, подавая советскому штабу фальшивые сообщения о передвижениях нашей дивизии, после чего уничтожали провода. Переправившись через Темник, мы имели выбор: или направиться на восток или север, или же прорваться через большевистскую дивизию и скрыться в горах Монголии. Однако барон хотел битвы с врагом, поэтому, остановившись под Новодмитриевкой, приказал войску ожидать врага в засаде.
Битва, начатая на рассвете, продолжалась с переменным успехом в течение целого дня, наконец, вечером одна большевистская дивизия отступила, обнажая орудийные позиции, 113 Бригада погибла, выкошенная огнём наших пулемётов. Когда наша кавалерия, атакуя, добралась до орудий, неожиданно показались два бронированных большевистских автомобиля, поражающие огнём пулемётов и несущие смерть не только нашим, но и своим собратьям. Бешеная конная атака оренбуржцев на атакующие броневики вынудила изумлённых большевиков к отступлению на значительное расстояние, с которого началась контратака. Победа, однако, осталась на нашей стороне: потери в людях были невелики, зато пало много коней. К сожалению, в результате атаки бронированных автомобилей мы оставили захваченные орудия и отступили назад, одна бригада пошла на север, охраняя обозы и госпитали, другая сдерживала в это время наступающего врага.
Ночью эта бригада догнала нас, приведя множество пленных. Между ними находился организатор наступательной акции 113 Бригады, начальник штаба одной дивизии во времена польско-большевистской войны, кавалер железного немецкого креста и красной большевистской звезды — капитан Майер.
XXXI. ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОНГОЛИЮ
Пройдя 20 километров, дивизия повернула на запад, входя в лабиринт гор и лесов, где громоздились развалы скал и стволов деревьев. Царила кромешная темнота, а в довершение всего — злой проливной, хотя и короткий, дождь вымочил нас до нитки. Идя среди луж грязи, по узкой тропе, задержались мы перед громадной вертикальной горой, ища проход. Короткий приказ барона Унгерна: идти прямо — прервал всяческие колебания.
Много трудных переправ было у нас, но эта превзошла все предыдущие. В течение целой ночи перетягивали мы на верёвках и переносили на плечах взрывчатые материалы, орудия и всех раненых; только погожее и солнечное утро застало нас на вершине горы. Однако, несмотря на колоссальную усталость, никто не прекращал работы. Спуск был во много раз легче. На равнине мы ехали дальше без отдыха, хотя не только люди качались в сёдлах, но и кони уставали. Мы были вынуждены запрягать в орудийные упряжки верховых лошадей, потому что обозы с запасными лошадьми были далеко впереди. Счастливо, однако, доехали мы до обширной долины, покрытой бурятскими домишками.
Наконец, смогли мы разбить биваки и поговорить о недавней битве. У костров и в беседе забывалось даже о двадцатичетырёхчасовом марше и мучительном бое.
В насколько более лучших условиях были большевики, которые, несмотря на значительные потери в людях и оружии, располагали свежими резервами, имели гарантированный отдых, подвоз амуниции и снабжение продовольствием!..