Большой губернский город просто потряс воображение Бориса. До этого он ни в одном крупном центре не бывал, если не считать краткой поездки в Уфу с отцом, но это было в раннем возрасте, да и Уфа с Самарой сравниться никак не могла. «Самара поразила всем. Остановились мы в гостинице. Помню, что принесли бутылку лимонада, и это тоже была новинка… Недалеко от здания гимназии Волга. Сад над Волгой. Пароходы бегут, впервые видел… У нас не было каменных домов в Белебее, кроме городского училища, кроме больницы, которая тоже была небольшой. А в Самаре дома были в 3–4 этажа»[34].
Здесь Борис провел пять лет – первые четыре года жил в гимназическом пансионе-общежитии на весьма скудных харчах, с постоянным ощущением голода и со строгой дисциплиной; а последний год в семье одноклассника Льва Крейнера, мать которого (она разошлась с мужем и вела хозяйство в одиночку) поощряла чтение художественных произведений левых писателей вроде Чернышевского, но предостерегала сына и его друга от связей с нелегалами.
С первых школьных лет Борис страстно увлекся гуманитарными дисциплинами. Только в эти годы пришла любовь к истории. В пансионе были комната для занятий, небольшая библиотека – Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, произведения которых поглощались одно за другим. Вначале тайком в общежитии, а затем открыто в последний самарский год гимназист поглощал толстые журналы, особенно все туже либеральную «Русскую мысль», приобретавшую постепенно известную народническую ориентацию. Вслед на этим он стал интересоваться литературно-критическими статьями Добролюбова, социологией Чернышевского, знакомился с работами Плеханова.
Огромное впечатление на Бориса производила могучая Волга, тем более что гимназический пансион располагался почти на берегу. «Только я открою окно или дверь, и вот она, прямо передо мной. Самая настоящая Волга», – вспоминал он[35]. Постепенно гимназисты научились уклоняться от соблюдения строгих правил пансиона. В восемь часов вечера они послушно являлись на проверку, затем отправлялись по своим комнатам, а после этого тайком удирали из общежития, бродили по берегу реки, ввязывались в разного рода мелкие приключения и столкновения. Часто возвращались под утро, забирались в помещение через окно, недолго спали, а вслед за этим их беспощадно будил звонок на утреннюю принудительную молитву, от которой они любыми правдами и неправдами стремились уклониться[36].
Само же гимназическое образование в Самаре не отличалось глубиной, было рутинным и казенным. Оно вызывало у Бориса чувство протеста низкой компетентностью учителей, их робким заискиванием перед начальством, да и перед теми учениками, которые происходили из богатых семей. Сколько-нибудь значительных событий годы в самарской гимназии в его памяти не оставили, хотя в воспоминаниях Николаевского можно встретить сдержанные положительные оценки отдельных учителей. Единственным, кто произвел действительно глубокое впечатление на гимназиста, был молодой, только окончивший университет учитель Дмитрий Геннадиевич Годнев, недолгое время преподававший литературу, но вскоре уволенный из гимназии (было это в 1902 г.) за пропаганду произведений неблагонадежных авторов[37].
Но Самара значительно больше запомнилась другим. Всего лишь за несколько лет до поступления Бориса в гимназию в этом городе жил получивший уже известность писатель-бунтарь Максим Горький, печатавшийся в местной «Самарской газете». Фельетоны Горького стали появляться в этой газете с октября 1894 г.
Горький поселился в Самаре по совету В.Г. Короленко в феврале 1895 г. В течение первой половины 1895 г. в «Самарской газете» почти ежедневно печатались его рассказы, очерки и фельетоны. 14 июля 1895 г. под фельетоном впервые появилась подпись Иегудиил Хламида. По мнению писателя Д. Быкова, газета, в которой столь активно сотрудничал Горький, вела себя либеральнее, чем даже столичная пресса. Это было явлением частым – в провинции работали те, кого из столицы высылали за вольномыслие[38], а исконно периферийные издатели часто чувствовали себя свободнее, нежели столичные карьеристы. Последнее позже неоднократно отмечал Николаевский.
Самару в конце XIX в. называли русским Чикаго. Действительно, город быстро рос, в нем кипела торговля, в центре воздвигались богатые частные дома. Когда Борис приехал в Самару, Горького там уже не было (в 1896 г. тот покинул город, чтобы продолжать свои странствия по Руси), но из уст в уста передавались написанные им в 1895 г. «Челкаш», «Старуха Изергиль», «Песня о Соколе», опубликованные в «Самарской газете».