Среди учеников, однако, нашлись доносчики. Чтобы не раздувать скандала, который в немалой степени скомпрометировал бы его самого, новый директор гимназии предложил родителям наиболее активных смутьянов забрать своих детей и перевести их в другие школы. В отношении Бориса это требование, по существу дела, вполне совпало с желанием матери и его самого. Так Борис Николаевский стал учеником шестого класса уфимской мужской гимназии.
Борис приехал в Уфу, имея то ли в кармане, то ли скорее в голове явочный адрес некоего Сергея Федоровича Гарденина, уроженца Уфы, учившегося в Петербургской военно-медицинской академии, исключенного из нее и возвратившегося в родной город. Через него и его брата Бориса Федоровича Николаевский познакомился с другими оппозиционерами, придерживавшимися социал-демократических идей или, по крайней мере, считавшими себя марксистами. К этому времени в городе существовал социал-демократический комитет, членом которого являлся Гарденин, одновременно ведший нелегальный кружок. Именно этот кружок стал посещать Николаевский.
Свои взгляды последних школьных лет он оценивал в 1960 г. как социал-демократические. Он считал эту партию влиятельной силой, опиравшейся на рабочий класс. Тот факт, что партии как таковой еще не было, что речь можно было вести только о нелегальном политическом движении, далеком от массовой борьбы, его не смущал. Скорее всего, он и его товарищи просто закрывали на это глаза. Четкой системы политических воззрений не было. Своим знаменем кружковцы считали Максима Горького, особенно его «Песню о Буревестнике», которую все знали на память.
От сестры и ее товарищей Борис узнал о формировании еще одной революционной партии – партии социалистов-революционеров (эсеров), тяготевшей к крестьянству. Считая эсеров преемниками народников, Николаевский не тянулся к ним, так как ему не импонировал индивидуальный террор, несмотря на личные симпатии к боевикам «Народной воли», которых он считал героями. Их гибель, однако, он полагал нецелесообразной с точки зрения конечных целей борьбы. Значительно больше Борис симпатизировал рабочим стачкам. В то же время он оговаривался: «Антикрестьянских настроений у меня не было, не было и потом. Наоборот, у меня в меньшевизме все время с самых ранних лет была критика этого настроения. То[го], что было очень сильно у ряда меньшевиков и особенно у Дана, у которого было прямое отталкивание от крестьянства»[50].
В Уфе чтение Николаевским социалистической литературы и особенно прессы, не только социалистической или народнической, но и оппозиционно-либеральной, стало более систематическим и целенаправленным. Плехановские труды явились главным источником формирования мировоззрения и взглядов на историю. Именно книги патриарха русского социализма привили юноше глубокий интерес к освободительному движению в его марксистской упаковке. При этом, в соответствии с плехановской традицией, внимание сосредоточивалось не только на теории и истории, но и на практике борьбы против царизма, считавшейся основным компонентом учения.
Через много лет Николаевский вспоминал, что в юности он посещал не только марксистские, но и народнические кружки, чему, безусловно, способствовала его сестра Александра, после окончания гимназии присоединившаяся к народнической подпольной организации. Мировоззренчески Борис был ближе к марксизму, но и эсеровская идеология сыграла в формировании его взглядов какую-то роль. Именно в этом смысле он спустя полвека упоминал работу одного из первых и ведущих идеологов эсеров В.М. Чернова «Типы аграрной и промышленной эволюции», проникнуть в идеи которой «оказалось много труднее, чем пробраться через всю остальную народническую литературу эпохи»[51].
В целом свои общественные настроения того времени Николаевский оценивал как «самую туманную и самую неопределенную» оппозицию[52]. А в одном из интервью 1960 г. вспоминал, что «когда приехал в Уфу, в 1903 году вошел в первый социал-демократический кружок. Это было весной, во время первой забастовки, которую видел воочую. Мне было 15 лет, и боюсь, что сильно преувеличу, если скажу, что у меня уже было какое-то систематическое мироощущение»[53].
Пока же, читая «старую» «Искру», то есть газету того периода, когда она редактировалась совместно будущими врагами – Плехановым и Лениным, Борис никак не мог уяснить себе причин особой заостренности нападок на эсеров.
53
MP, box 37, folder 11;