Выбрать главу

Василий Герасимович поднялся, прислушался и, оглядевшись, позвал:

— Давай сюда. Разверни тюфячок, укладывайся.

Штахель полез к тюфячку под виноградные лозы, а Василий бесшумно скользнул в свое неуютное холостяцкое жилище. Улегшись на истертый, покосившийся топчан, думал о своей запутанной жизни. Все могло быть иначе. Не понял своим умишком, с кем идти, оторвался от народа. Попал в сети к этим отъявленным негодяям и теперь без их указки ни на шаг. Надо крепенько подумать. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Присматриваясь к отдыхающим в санатории командирам, Василий ловил себя на том, что завидует им: «Не помещичьи сынки, не дворяне, люди от плуга да станка, но не только не уступят старому офицерству, а превзойдут его. За свою власть жизни не пожалеют. В схватке с ними вряд ли можно рассчитывать на победу».

Глава 21

Учеба в техникуме у Горнового пошла успешно, Миша преуспевал. Его ответы на занятиях отличались оригинальностью, глубиной понимания вопросов и часто выходили за рамки учебников. Но он не ограничивался одной учебой. Вскоре его избрали секретарем комсомольской организации курса, а затем и секретарем Комитета Комсомола техникума. Миша воспринял это как большое доверие товарищей.

Все бы хорошо, но туговато было с питанием. В студенческой столовой пищу давали два раза в день, хлеба по триста граммов. Эту порцию съедали тут же, у окна выдачи. Лучше жилось тем, кто получал поддержку из дома. Мишина мама все до последнего гроша тратила на Ваню, который много лет лежал в городской больнице. Мать предлагала свою помощь Мише, но он отказывался. Выход из затруднительного положения подсказал Ваня Бондарчук. Как-то он обратился к Горновому:

— А не пора ли нам серьезно заняться собственным пропитанием?

— Каким же образом?

— Завтра суббота. После занятий махнем на товарную станцию, может, что-нибудь заработаем.

До станции добрались вечером, насквозь промокшие, усталые, преодолев восемь километров пути.

— Работа найдется, — сказал начальник товарного депо. — Разгружать уголь, за пульман по пять карбованцев каждому.

— Деньги не нужны. Нам бы хлеба, — сказал Миша.

— Хоть немного, — добавил Бондарчук.

После недолгого раздумья железнодорожник согласился:

— Ладно, что-нибудь придумаем.

По путям, обходя вагоны, при слабом свете нескольких лампочек, болтавшихся на ветру, добрались до угольного склада.

— Вот он, пульман, а лопаты возьмете под навесом.

Закончили разгрузку только к рассвету, возвратились в общежитие усталые, но счастливые: в руках у каждого был завернут в газету кирпич черного хлеба.

Умывшись первым, Миша тяжело опустился на табуретку, спросил у Ивана, вошедшего следом:

— Перекусим?

— Пожалуй, — отозвался Иван, садясь рядом.

— С моего начнем?

— Лучше, если каждый свой.

— Как знаешь. — Миша не ожидал такого поворота. — Где-то у нас была соль.

— Здесь она, на окне. — Иван поднялся, чтобы взять баночку с солью, но услышал стук в дверь, метнулся к столу и, сорвав с головы фуражку, накрыл свою буханку.

Переступивший в этот миг порог худенький однокурсник Сережа Туркин неожиданно остановился. На его бледном лице выступили розовые пятна.

— Ты, Сережа, что-то хотел? — спросил Миша.

— Да я… Не сможешь одолжить копеек тридцать? Пойду в больницу, может, пропишут лекарства. Верну сразу, как только получу стипендию, — торопливо говорил Сережа, не сводя глаз с буханки. Миша заметил, как судорожно заходил его заострившийся кадык.

— Вот возьми все, сколько есть. — Миша протянул руку с несколькими монетами.

— Да тут полтинник, — с радостью произнес Сережа и, поблагодарив, направился к выходу, но Миша остановил:

— Постой, покушай, — подал он ломоть хлеба. — А хочешь, запей вместо чая. — И переставил на край стола стакан с водой.

Когда Сережа, немного поев, ушел, Иван недовольно буркнул:

— Шибко хлебосолен, как погляжу на тебя. Пусть пойдет да заработает.

— Ваня! Как у тебя язык поворачивается? Ты же знаешь, что парень бодает, подозревают язву. Кто же ему поможет, если не мы, комсомольцы. Как не поделиться с товарищем!

— Ну и делись.

— Рука дающего не оскудеет.

— Слишком старое вспомнил.

— Зато мудрое, — твердо сказал Миша. — Такое старое не мешает и нам перенять.