— К Белецким? Как-то встретила возле исполкома Антона Ефимовича. Ждут тебя там очень. Люся в аспирантуре, обещала я зайти к ним, да не собралась. Будешь у них — извинись… А может, сынок, сегодня никуда не пойдешь? Отдохни с дороги.
Миша согласился.
Разговоры не затихали до глубокой ночи. Рассказала мать и о том, как похоронила Ваню, проводила на дальневосточные рыбные промыслы Сашу.
— Хорошо, хоть Варя со мной, — улыбнулась дочери. — Замечательный муж у нее. Жаль, не встретишь. Ушел их сухогруз за границу. Месяца на три.
На следующий день Миша отправился к Белецким. Выйдя из трамвая, осмотрелся и увидел… Люсю. «Она ехала вместе со мной», — подумал он и, перебежав улицу, размашисто пошел за удалявшейся девушкой. Поравнявшись с ней, замедлил шаг. Она, почувствовав на себе взгляд, повернулась.
— Миша! — задыхаясь от счастья, прижалась к нему, стала целовать в щеки, глаза. — Мишенька! Почему не сообщил, что едешь? А я с работы, дежурила. — Подхватив Мишу под руку, не переставая радоваться встрече, повела его к дому.
— Мамочка! Смотри, кто к нам! — закричала Люся, когда Серафима Филатовна открыла дверь.
— Мишенька! — воскликнула она. — Какой же ты большой мальчик!
В прихожей появился Антон Ефимович.
— Какой молодец! Я всегда говорил, что из этого парня человек выйдет настоящий.
— Проходите в гостиную скорее, — пригласила Люся. — Папа, ты задушишь Мишу в объятиях.
Угощения, расспросы, воспоминания затянулись за полночь, а когда Миша поднялся, чтобы распрощаться, Белецкие запротестовали.
— Не хочу и слушать. Что ты надумал? — послышался грозный бас Антона Ефимовича.
— Нет уж, Мишенька. Не позволим, — поддержала Серафима Филатовна. — Ты нас обидишь. Да и куда в глухую ночь?
Люся, прижавшись к дверному косяку, насупила брови.
А когда Горновой шагнул к двери, показала большой ключ:
— Вот видишь? Пути перекрыты, не отпустим. Десять лет не виделись, и бежать? Не выйдет. Ты ведь и наш. Понял?
— Понял. — Широко улыбаясь, Миша поднял руки. — Сдаюсь.
Когда погасили свет, в доме наступила тишина. Но никто не спал. Лежа под мягким легким одеялом, Миша прислушивался к каждому шороху за стенкой. Там Люся — его радость и счастье. Сердце билось учащенно, замирало от восторга. Такое чувство он испытывал впервые.
А Люся думала о нем. Именно таким и представляла его в своих девичьих мечтах: сильным, верным.
После завтрака они отправились к морю.
— Как хорошо здесь, Миша, правда? — спросила Люся, спускаясь по крутому склону.
— Неповторимо. Родился я на лимане, в детстве он был для меня морем. Искупаться бы, да холодно.
— Приезжай в следующем году летом. Вот тогда…
— А я был уверен, что в следующем году приедем вместе.
— Ты приехал за мной? Мишенька! Да с тобой хоть на край света. Но как с аспирантурой?
— А что, если перерыв сделать? Я не могу без тебя, — очень серьезно произнес Миша.
— Лучше бы, конечно, перевестись. Поговорю на кафедре, может, что и получится.
— А если нет, то, значит, еще два года?
— Видно, так, — помедлив, ответила Люся.
— Поедем. Брось все. Потом разберемся. Мы будем вместе. Ведь это счастье.
— Мишенька! Надо подумать. — Прижимаясь к любимому, Люся с волнением думала о том, как ей быть, а сердце выстукивало: «Миша», «институт», «аспирантура».
Поблекшее солнце, плеснув на прощание слабыми лучами, скрылось за хмурыми облаками. С моря потянулись последние чайки.
— Похолодало. — Люся, поеживаясь, крепче прижалась к плечу Михаила. — Пойдем. Родители будут волноваться. Не могут привыкнуть, что я давно взрослая.
В трамвае было пусто, гулял сквозняк.
— Озябла? — спросил Горновой, прижимая Люсю к себе. — Вот так бы всю жизнь, не расставаясь.
— Так и будет, Мишенька. А теперь тебе надо поехать домой. Наверно, уже розыск объявили. — Люся озорно улыбнулась. — И никаких возражений.
— Подчиняюсь, но завтра приду чуть свет.
Он и в самом деле с утра уже был у Белецких.
— Пока Серафима Филатовна готовит завтрак, пойдем ко мне, покажу кое-что, — пригласил Антон Ефимович, направляясь в кабинет.
Миша охотно согласился.
— Вот мое богатство. С ним не расстаюсь ни при каких обстоятельствах, — повел старик взглядом по стеллажам.
— Да тут несколько тысяч томов!
— Дело не только в количестве. Здесь редчайшие произведения. Вот например, «Притчи Эссоповы на латинском и русском языке». Напечатаны в Амстердаме собственным типографом Петра Первого Иоганном Тессингом в тысяча семисотом году.