Эми открывает рот от изумления.
— Значит, поэтому ты убиваешь военных. Думаешь, после приземления они заставят жителей корабля драться.
— Я не думаю, я знаю! — рычит Орион, и в это мгновение я вижу в нем Старейшину. — А если драться будет не с кем, они свой опыт используют на то, чтобы сделать из нас рабов. Идеальный план: пока они спят, корабль выращивает людей на расход!
— Но почему я? — в отчаянье шепчет Эми. — Ты же не мог перепутать меня с папой, когда отключал? Почему не убрал обратно, пока я не растаяла? Зачем дал мне проснуться?
Лицо Ориона медленно искривляется в злорадной улыбке. Он пронзает меня взглядом, и я стискиваю кулаки. По-прежнему глядя на меня, Орион поднимает бровь.
— У меня есть свои секреты. — И он бросает взгляд на Эми.
— Мой папа — не рабовладелец, — говорит Эми. — И если там будут «враждебные инопланетяне», он не будет никого заставлять драться.
Орион пожимает плечами.
— Откуда ты знаешь? В любом случае, — добавляет он, не давая Эми возразить, — лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
— Убить моего отца для тебя значит — перестраховаться?!
Орион бросает взгляд на тело Старейшины у нее за спиной. Определенно, к убийствам он относится довольно легко.
— Если что-то не нравится… — он идет через комнату к одному из вертикальных криоцилиндров, открывает дверь и широким жестом указывает внутрь. — На здоровье, замораживайся. Проспишь до приземления, а там посмотришь, каков твой отец на самом деле. Конечно, — задумчиво добавляет он, — если мы со Старшим позволим твоему отцу дожить до приземления.
— Ты ничуть не лучше его! — шипит Эми, указывая на безжизненное тело Старейшины.
— А знаешь, что тебя добьет? — спрашивает Орион. — То, что Старший практически согласен с тем, что я говорю.
— Неправда… — начинаю я, замечая обвинение в волшебных глазах Эми.
— И то, что это Старший подал мне идею их отключить.
Эми закрывает рот рукой. Глаза ее наполняются отвращением, отвращением ко мне.
— Не верь ему, — прошу я.
— Нет, правда, так и было. Ты ведь понимаешь, да, Старший? — усмехается Орион. Неужели он знает? Я заглядываю в его лицо и вижу себя. У нас одинаковая ДНК, но мы — не один человек. Хоть, может быть, в наш общий генетический код и вплетены общие эмоции и сомнения.
— Может, скажешь ей? — продолжает Орион. — Или лучше я?
— Что? — спрашивает Эми.
Сжав кулаки, я иду через комнату туда, где рядом с криоустановкой стоит Орион.
— Она ничего, — шепчет он так тихо, что Док и Эми едва ли слышат. — Очень даже ничего. Ты поэтому это сделал?
— Заткнись, — рычу я.
— Не давай ей встать у нас на пути.
Знаю, есть тысяча разумных причин это сделать. Орион такой же сумасшедший, как Старейшина, и методы у него такие же ужасные, даже хуже. Мне ни за что не отговорить его от убийства замороженных, и он заслуживает наказания за то, что уже совершил.
Но не поэтому я толкаю Ориона в криоцилиндр и запираю там.
— Открой! — кричит Орион.
Поворачиваю тумблер. Криораствор из бака над цилиндром обрушивается вниз, окатывая Ориона с головы до ног голубыми искрами.
— Черт! — отплевывается тот, с ужасом цепляясь за дверь. Эми встает рядом со мной и смотрит на Ориона через небольшое окошко. Когда он видит ее, глаза его злобно сверкают. Он открывает рот, чтобы что-то крикнуть ей.
Я снова поворачиваю тумблер.
Криораствор льется быстрее, поднимается выше рта, и вот Орион уже захлебывается. Лицо скрылось под водой, щеки надулись, налитые кровью глаза вылезают из орбит. Одна рука упирается в окно, и я замечаю на большом пальце неровный шрам — единственное, чем его отпечаток отличается от моего.
— Заморозь его, а то умрет, — говорит Док. — Хотя он все равно может умереть, — он пожимает плечами. — Ты его не подготовил к заморозке.
Я смотрю в глаза Ориону и вижу в них себя.
Вжимаю кулак в большую квадратную красную кнопку.
Из цилиндра вырывается струя белого пара.
Лицо Ориона с выпученными глазами прижато к стеклу.
Но он нас уже не видит.
75
Эми
Старший все смотрит в оледеневшее лицо Ориона. Я обнимаю Старшего сзади и пытаюсь оттащить, но он не поддается, так что я просто крепко сжимаю его в объятьях.
— Все, — говорит доктор. — С этого момента, если только не разморозишь его, ты — Старейшина.
Я чувствую, как Старший весь напрягается.
— Пусть его судят люди, которых он пытался убить, когда долетят, — качает он головой.
Я думаю о своем отце, о том, каким судьей он будет этому человеку, и мне ничуть его не жалко.