— Ну и командир, — бормочу я.
Старейшина выпрямляется, прожигая меня взглядом.
— Третья причина разлада, — говорит он пугающе монотонным голосом, — индивидуальное мышление. Общество не может процветать, если один-единственный человек способен отравить умы идеей бунта и хаоса. — Он по-прежнему смотрит на меня. — А если такие идеи исходят от будущего командира корабля и если он настолько злобен и глуп, что обвиняет меня в убийстве замороженных, то, во имя звезд, пусть в его пустой голове появится хоть что-нибудь, прежде чем я умру и он примет руководство!
— Это так на тебя похоже — все превращать в лекцию о том, каким я буду поганым командиром! — не выдерживаю я. — Но вот только ты до сих пор не сказал, зачем сюда спускался и как так случилось, что мистер Кеннеди захлебнулся в контейнере прямо за этой дверью! — Указав в сторону двери, я так сильно толкаю колбу с криораствором и эмбрионами, что они прыгают внутри, как фрукты в желе.
— Идиот, — выплевывает Старейшина и вылетает прочь из комнаты, по дороге пиная дверь. Шприцы в корзине перестукиваются в унисон с его шагами.
— Может, и идиот, — шепчу я, — но ты так и не сказал, что не делал этого.
45 Эми
Только об одном я жалею.
Не знаю, почему вспомнила об этом сейчас.
Но выбор невелик: либо об этом, либо о том.
Это было на нашем последнем свидании.
К тому времени я уже все рассказала Джейсону. Рассказала, что скоро улечу. Навсегда. Вечером мы попрощались — наедине, в его спальне. Мы были вместе. В том самом смысле. В первый — и в последний — раз.
Потом он повел меня в «Маленькую Сиену» — итальянский ресторанчик с чересчур высокими ценами. И все было так чудесно, что мне хотелось рыдать, потому что я знала, что это конец. И естественно, я не подумала накраситься водостойкой тушью, и, конечно, весь макияж растекся, и я вышла в туалет, Женский оказался только один, и в него была очередь.
— Ты тут с Джейсоном? — спросила девушка передо мной. Я кивнула. Ее звали Эрин, и она была из выпускного класса — больше я ничего о ней не знала.
— В прошлом году он разбил мне сердце. Понятия не имею, как у него это получается.
— Что получается? — Я еще улыбалась, но улыбка уже начинала казаться натянутой.
— Встречаться с таким количеством девушек сразу. — Улыбка исчезла. — Честное слово, — продолжала Эрин, — я думала, что одна у него, и все месяцы не подозревала о Джил и Стейси, пока мы не расстались.
Ощущение, словно в горло льют расплавленный свинец.
— Он тебе изменял?
— Еще как, — усмехнулась она. — Но это было в прошлом году. Уверена, он уже не такой. Вы так мило смотритесь вместе. Здорово, что ты смогла его изменить. Ты ведь Кристен, правильно?
— Нет, — глухо ответила я. — Эми.
Кто эта Кристен? Почему она подумала, что меня зовут Кристен? Джейсон что, встречается с какой-то Кристен?
— Ой, извини, — сказала она.
Это жалость у нее во взгляде?
Я ушла из очереди. Черт с ней, с размазанной тушью.
Но когда я вернулась за столик, Джейсон рассмеялся и протянул мне салфетку, затем послюнявил ее и сам вытер мне глаз, а потом погладил меня по щеке, и взгляд его задержался на моих губах.
И я вспомнила, как мы сегодня попрощались.
Часть меня требовала узнать, кто такая Кристен. Спросить, кому он только что писал эсэмэску, почему прятал от меня телефон. Что имели в виду его друзья под «грандиозными планами» на следующую субботу. После того как я улечу.
Но другая часть сказала: поздно. Мы уже… попрощались.
Разве не легче верить, что Джейсон — мой, а не подонок и обманщик?
Тогда я не подумала, что это важно.
Но теперь я сожалею лишь об одном — что я не потребовала правды.
46 Старший
— Тут ее нет, — говорит Харли. Он сидит в комнате для отдыха и смотрит в окно на пшеничные поля вдалеке.
Поворачиваюсь в сторону жилых комнат.
— Можешь не терять время, — ворчит он. — Она хочет побыть одна. — Открываю рот, чтобы спросить почему, но он добавляет: — И я, кстати, тоже. — Он потирает скулу, и мне в глаза бросается темный синяк у него под глазом.
Мысленно обещаю себе спросить у Дока, когда Харли в последний раз принимал лекарства. Меня волнуют не психотропные, а другие таблетки, те, что Док прописал ему, чтобы бороться с приступами угрюмости, делать его нормальным.
Что ж, я выхожу из Больницы в одиночестве. Прохожу мимо статуи Старейшины периода Чумы, но не останавливаюсь. Не хочу, чтобы еще и он смотрел на меня сверху вниз.
Мой путь лежит в сторону Регистратеки. Люди вокруг по-прежнему охвачены лихорадкой Сезона, и меня мутит от того, что все это — дело рук Старейшины с его насосом.
Чтобы подняться по ступеням Регистратеки приходится перешагнуть через пару переплетенных тел. На крыльце в кресле-качалке сидит Виктрия и наблюдает за ними, изредка что-то записывая в свою маленькую книжку с кожаным переплетом. Странно, что она не с Барти, не занимается тем же, чем парочка на ступенях, впрочем, Старейшина же говорил, что на фермеров гормоны действуют сильнее.
Орион стоит спиной ко мне, лицом — к портрету Старейшины, который окидывает взглядом просторы уровня фермеров. Но вдруг, не успеваю я и рта раскрыть, он вынимает картину из ниши в стене и ставит на пол.
— Что ты делаешь? — изумленно спрашиваю я. Без фальшиво приветливого лица Старейшины, глядящего с портрета, стена Регистратеки кажется голой.
— Пора вешать новый портрет, — отвечает Орион, поднимая картину и направляясь к дверям. Логично. Этому портрету лет десять, не меньше. Волосы у Старейшины на картине еще темные, глаза молодые, морщинки едва намечаются. Интересно, как будет выглядеть новая? Будут там длинные седые волосы? Согбенная спина, сгорбленная еще сильнее из-за давней хромоты? Или, может, наоборот. Может, возраст только придаст ему величественности.
— Привет, — произносит Виктрия, не поднимая глаз от книги. С тех пор как появилась Эми, мы почти не разговаривали, хотя раньше, когда я жил в Палате, были очень близки. Она теперь кажется какой-то злой, ожесточенной, не такой, как три года назад, когда ей было семнадцать, а мне — тринадцать. Я по ней тогда сох, хоть сейчас и не понимаю почему.
— Привет. Новую книгу пишешь? — Виктрия сочинила уже с десяток книг, она выкладывает их в пленочную локальную сеть. Книги замечательные — не представляю, как у нее так получается. Поразительные истории о героях времен Чумы. Прямо трагедии… Внутри вдруг все сжимается. Наверное, это Старейшина еще до рождения вколол ей «литературу».
— Не совсем, — она захлопывает книжку и засовывает в большой карман куртки. Но по-прежнему не смотрит на меня, а переводит взгляд на ровные прямоугольники полей, испещренные лежащими парочками.
Я слежу за ее взглядом.
— Ты будь поосторожней. Из-за Сезона все с ума посходили. — Хорошо, что Эми рядом с Харли в безопасности.
Виктрия не поворачивает головы.
— Лют меня проводил. Орион здесь, если что, проводит обратно.
Пожав плечами, я снова поворачиваюсь к стене и вдруг с удивлением замечаю, что под портретом Старейшины скрывалась табличка:
ЗАЛ РЕГИСТРАЦИИ ИССЛЕДОВАНИЙ:
Возведен в 2036 г. н. э.
при финансировании ФФР
Под этим — буквы, которых я не понимаю, кириллический или греческий алфавит, не знаю точно. Под ними:
«Если хочешь понять явление, наблюдай за его истоками и развитием».
Аристотель
И еще восемь строчек, все на разных языках, в двух из них я даже символов не понимаю, но нетрудно догадаться, что это та же самая цитата.
— Древняя надпись, — говорю я Виктрии, но ей, кажется, совсем не интересно. — Очень старая. Времен постройки корабля.
Она мычит в знак того, что слышала меня.
Вспоминаю чертежи корабля, которые Орион мне недавно показал. Когда-то на уровне фермеров занимались «биологическими исследованиями», а «Зал Регистрации Исследований» был их центром. Парочка, через которую мне пришлось перешагнуть по пути к Регистратеке, стонет. Громко.