Как заметили читатели, в рассказе о бое в городе Лубны то и дело упоминается о бутылках с зажигательной смесью, с помощью которых пограничники боролись с фашистскими танками. Может показаться, не увлекся ли автор этим? Откуда у бойцов 94-го отряда появилось столько бутылок, что их пускают в ход то тут, то там? Не присочинено ли о бутылках для краснго словца, чтобы как-то сделать борьбу с танками врага правдоподобной?
Бутылки с зажигательной смесью были, их изготовляли в городе, но кто этим занимался, мы не знали. Ясность внесло вот это письмо: "Глубокоуважаемый Михаил Григорьевич! Когда вы писали свою книгу, у вас не возникал вопрос: откуда в Лубнах взялись тысячи противотанковых зажигательных бутылок? Так вот, эти бутылки изготовляли мы своими руками. Их изготовлением занималась наша воинская часть". Письмо было от подполковника-инженера запаса Валерия Михайловича Галлака, который в сентябре 1941 года оказался в Лубнах, куда перебазировался химический полигон Юго-Западного фронта. В. М. Галлак был начальником химической лаборатории полигона. Изготавливались бутылки с зажигательной смесью им вместе с профессором В. С. Кобзаренко по приказу начальника химотдела фронта генерал-майора технических войск Д. Е. Пастухова на местном ликеро-водочном заводе. Лубны были третьим местом, где производились эти бутылки. В начале войны их делали в Киеве, а затем в Золотоноше. Позже в Воронеже и Сталинграде.
К письму была приложена статья В. М. Галлака "Горят фашистские танки", опубликованная в газете Краснознаменного Киевского военного округа "Ленинское знамя". В ней рассказывается о тех, кто занимался массовым производством бутылок с горючей смесью для фронта. Это были героические советские женщины с Киевского, Золотоношского и Лубненского ликеро-водочных заводов. "Труд на этих предприятиях был поистине героическим, - вспоминает В. М. Галлак. - Разливщицы и комплектовщицы фосфоросодержащей жидкости в знойный июль и август 1941 года работали в резиновых костюмах по 10-12 часов. Если кому-либо из тружениц было невмоготу, она просила облить ее холодной водой из шланга и снова становилась к аппарату... Для производства некоторых видов запалов использовалась серная кислота. Как-то разливщица Анастасия Одарченко несла со склада в цех большой открытый стеклянный сосуд, до краев наполненный серной кислотой. По пути кислота стала расплескиваться и течь по щеке, шее, груди и спине. Кислота была остро дефицитным продуктом. Несмотря на адскую боль, Одарченко донесла сосуд до цеха, дала снять его с плеча, и только тогда ей смогли оказать первую помощь. С сильными ожогами ее отправили в госпиталь".
В. М. Галлак сообщил имена некоторых женщин-патриоток, которые изготовляли для нас противотанковые зажигательные бутылки на Лубненском заводе. Это Мария Стриха, Галина Демченко, Мария Коваленко, Екатерина Конькова (теперь Тараненко), сестры Варвара и Галина Кущенко, Мария и Евдокия Бурдым. Мария Никитична Стриха, всеми уважаемая, работает на заводе и сейчас. Галина Кущенко расстреляна фашистами как коммунистка.
Спасибо вам, дорогие женщины из города Лубны, кто в суровую годину помогал нам.
По тылам врага
Шли последние минуты боя под Лубнами. Контратакующие группы, приняв на себя удар, отвлекли внимание немцев от основных сил полка, что позволило майору Врублевскому отдать приказ пограничникам об отходе в Лубненский лес. Не дошло это распоряжение только до нашей роты. Посланный из штаба полка связной пограничник Иван Иваненко не смог передать приказ. На его пути оказались фашистские автоматчики и танки. Иван Иваненко геройски погиб.
Наш участок обороны от села Круглики до дома лесничего растянулся почти на четыре километра. Считалось, что мы находились в резерве командира полка. Но в сложившейся ситуации это определение оказалось неточным. Фронт был повсюду. Мы бились в окружении. Где-то к середине дня, когда часть пограничников уже отошла в лес, над Василенковым полем появилась немецкая авиация. Заглушая артиллерийскую канонаду, орудийный огонь танков, на поле и вблизи наших окопов стали рваться бомбы. Дымовая завеса от бомбовых разрывов плотной пеленой окутала позиции полка. Фашистские танки прорвались к селу Круглики. Отчетливо слышен стук пулеметов. Прямой наводкой бьют танки. Несколько машин обходят глубокий овраг и стремительно приближаются к нам. На дороге и от села Клепачи появились черно-желтые коробки с белыми крестами. С трех сторон танки обходят опорный пункт роты.
Кругом уже никого. Наша оборона молчит. Простая мысль, что мы остались одни, доходит до меня не сразу. Со мной лишь пограничники Макаров, Ердаков, Волков, Цыпин, Дмитриев, Колесников, Шляхтин. Нужно отходить. Передаю по цепи: "Все в овраг!"
Неожиданно в овраге сталкиваемся с женщиной.
- Ваши пошли туда! - показывает она в сторону леса.
С трудом взобрались почти по отвесной стене. Вдогонку слышна отчаянная пулеметная стрельба. Проносятся снаряды. Они рвутся позади и впереди нас. Немцы бьют беспорядочно. Прячась в посевах, попавшихся на нашем пути, мы достигли леса. Здесь на опушке встретили группу пограничников из 9-й роты десять бойцов во главе с политруком Константином Кузенковым. Все пограничники были ранены, в том числе и Кузенков. Правая рука политрука висела на окровавленном бинте.
На опушке стали рваться снаряды, и мы поспешили укрыться в лесу. Сильный обстрел вынудил нас разойтись в разные стороны.
Здесь, в лесу, нам в руки попала немецкая листовка, на которой изображался участок карты в полосе Юго-Западного фронта с нанесенной на ней окруженной группировкой наших войск. Текст был написан по-русски. В листовке предлагалось сдаваться в плен, выдавать сотрудников НКВД, комиссаров и евреев. Сдавшимся в плен немецкое командование гарантировало жизнь. Любопытно, что в листовке упоминалось о разгроме "сталинской гвардии - 20, 91, 93 и 94-го пограничных отрядов". Я разорвал листовку, а про себя подумал: видно, здорово мы насолили немцам, коль фашистские пропагандисты вспомнили о нас, пограничниках, даже здесь, за Днепром, за тысячу километров от границы.
К вечеру мы набрели на своих. Вместе с майором Врублевским и батальонным комиссаром Авдюхиным в лесу собралось человек сто двадцать - сто пятьдесят.
Задерживаться, однако, здесь мы не могли: не было продовольствия и боеприпасов. У семерых бойцов нашей заставы осталась всего .одна граната. Три патрона сохранилось в обойме моего пистолета и по нескольку патронов у бойцов. Мы не имели связи, не знали, каково теперь положение на фронте, где свои.
Когда совсем стемнело, командир полка и комиссар собрали командиров и довели до нашего сведения принятое ими решение. Суть его состояла в том, чтобы двигаться на север, в направлении села Хитцы, где должны были находиться тылы полка и где можно рассчитывать на пополнение боезапаса и продовольствия. Если в Хитцах наших тылов не окажется, то следует пробиваться еще дальше на север, к армейским тылам в Городище. В случае, если и тут нас постигнет неудача, необходимо форсировать Сулу и идти к Поповскому лесу, раскинувшемуся по берегу реки Хорол. А там, если нужно, форсировать Хорол. Сборный пункт намечался в районе города Ахтырки.
Всю ночь мы шли по лесу и только под утро оказались на его окраине. Сквозь пелену предутреннего тумана просматривалась поляна, на которой отдыхало огромное стадо коров, примерно в километре виднелось село. Подул ветерок, туман расползся. Мы увидели, что село забито немецкими танками, машинами и артиллерией. Гитлеровцы расположились беспечно, никакого охранения, кроме нескольких часовых у дороги.
Впереди ясно вырисовывался лес. Туда и нужно было попасть. Но как незамеченными пересечь поляну? Кто-то из пограничников удивленно спросил:
- Откуда столько коров?
Поразмыслив, пограничник Шляхтин заметил:
- Видно, гнали эвакуированный скот, да немцы отсекли.
Майор Врублевский приказал построить людей и, пригнувшись, без шума пройти мимо стада. Так наши буренушки сослужили нам добрую службу. Мы проскочили почти открытое место под носом у немцев.