Когда забрезжил рассвет, мы увидели заболоченную пойму реки. Выбравшись из воды, пошли по краю лощины вдоль дороги. Шли долго. Наконец показалась опушка большого леса. Поспешили к ней. К нашему удивлению, в лесу оказалось много людей - военных и гражданских. Выяснилось, что это и был Поповский лес.
К вечеру капитан Рыков приказал выделить людей и послать их в села за продуктами. От нашего взвода ходили Алексей Макаров и Александр Ердаков. Они принесли хлеба, вареной картошки, огурцов, а заодно разведали, где можно перейти Хорол вброд. Подкрепившись, мы стали пробираться к реке. Хорол дымился холодной испариной тумана. Один за другим пограничники вошли в воду. Вскоре она проникла в сапоги, потом дошла до колен. Выше не поднялась. Река тут и в самом деле оказалась неглубокой, но широкой. Поймы ее, заросшие камышом и осокой, тянулись бесконечно долго. Не помню уж, сколько времени мы шли, но в конце концов под ногами перестало хлюпать. Еще немного, и мы сидели на сухой земле - выливали из сапог воду.
Это занятие нам пришлось неожиданно прервать. Тишину нарушили выстрелы, а над рекой повисли осветительные ракеты. Справа и слева застрочили автоматы. Натянув быстренько сапоги, мы уклонились в сторону. Теперь рядом со мной были только пограничники заставы: Макаров, Ердаков, Волков, Кузьмин, Колесников. Немного позже присоединился Дмитриев, зато где-то отстал Шляхтин. Остаток ночи мы блуждали по полям, пока не набрели на посевы подсолнуха. В них и остались дожидаться рассвета.
Долго тянулся этот сентябрьский день. Вокруг по дорогам двигались немцы, а неподалеку в селе слышен был плач детей. Изредка лаяли собаки, кричали петухи. Под вечер ко мне обратился Макаров:
- Товарищ лейтенант, разрешите в село за харчами? Я колебался. Вдруг в селе немцы? Можно сутки и поголодать. Словно угадав мои мысли, Макаров сказал:
- Да вы не беспокойтесь, товарищ начальник, я между ног у фрицев пройду.
- Ну хорошо, - согласился я. - Только возьмите с собой Колесникова.
Пограничники растворились в вечерних сумерках, а мы остались лежать среди подсолнечника, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Почему-то, когда Макаров ушел, мне припомнился случай, связанный с этим пограничником и происшедший еще до войны. Характера Макаров был не очень строгого: остер на язык, насмешлив, но службу по охране государственной границы нес безупречно. Это и располагало к нему. Уже .вскоре после моего прихода на заставу я стал посылать его старшим наряда. К концу 1940 года на заставу прибыло пополнение бойцы из внутренних войск НКВД. Естественно, пограничной службы они не знали. И вот однажды, прибыв за получением боевого приказа на охрану границы, Макаров доложил:
- Товарищ начальник заставы, пограничный наряд в составе красноармейцев Шляхтина, Алексеенко и пограничника Макарова прибыл за получением боевой задачи.
Вначале показалось, что он просто оговорился. Но и на следующий день Макаров доложил, что Шляхтин и Алексеенко - красноармейцы, а он пограничник.
- Товарищ Макаров, а чем отличается военная форма на Шляхтине и Алексеенко от вашей?
- Ничем, - ответил он.
- А почему вы только себя называете пограничником? Ведь они тоже числятся в штате нашей заставы.
- Да, это так, - бойко ответил Макаров. - По форме вроде мы ничем не отличаемся, но до настоящих пограничников им еще далеко, товарищ начальник. Они каждый куст за нарушителя границы принимают. Привыкли за сто шагов кричать: "Стой, кто идет?" Никак от этого их не отучишь.
Вскоре Шляхтин, Алексеенко и другие, кто прибыл на заставу из внутренних войск, познали нашу суровую и тревожную пограничную службу, и Макаров перестал подчеркивать свое превосходство над ними. Но в памяти у меня навсегда остался этот эпизод как часть самого Макарова, бесстрашного воина, никогда не унывавшего, не падавшего духом, выполнившего за первые месяцы войны не одно мое поручение, умелого разведчика - настоящего пограничника.
Неожиданно наши посланцы появились с другой стороны.
- Товарищ начальник, - зашептал Макаров, - продукты принесли. Когда шли в село, в подсолнухах в полукилометре отсюда лежал человек.
- Живой или мертвый?
- Живой, - вставил Колесников, - шевелился.
Потихоньку мы прошли эти полкилометра. Макаров дал сигнал, все остановились. Я осторожно раздвинул стебли подсолнуха. Человек, одетый в черную куртку, какие тогда носили военнослужащие мехчастей, и армейскую фуражку, выхватил из кармана наган.
- Свои, - тихо сказал я ему.
- Пусть подойдет один, - отозвался лежащий.
Я подошел.
- Кто вы? - спросил он.
- Пограничники. Я их командир.
Тогда человек с большим трудом поднялся с земли. На его гимнастерке тускло поблескивали два ордена Красного Знамени. В петлицах незнакомца было по четыре шпалы. Он сказал:
- Давайте предъявим друг другу документы.
- Вы видите, я не один, со мной мои подчиненные, - возразил я, но потом решил: пусть и он посмотрит мои документы. Я показал мандат и кандидатскую карточку, он протянул свой партийный билет. Так мы встретились с полковым комиссаром Иваном Никифоровичем Богатиковым.
- Я получил назначение в политотдел 21-й армии, - сказал он. - Со мной туда шли майор и капитан. Но обстоятельства сложились так, что до места мы добраться не смогли. Три дня я нахожусь у этого села. Майор и капитан пошли разведать обстановку и не вернулись.
Мы предложили полковому комиссару выходить из окружения вместе, но признались, что заплутали: прошлой ночью напоролись на немцев и теперь потеряли всякую ориентировку.
Полковой комиссар дал мне компас, и мы, взяв нужный азимут, двинулись на восток. В пути опять в каких-то посевах сделали привал. Макаров достал из наших запасов кусок хлеба и протянул его полковому комиссару. Кусок ли хлеба был тому виной или обстановка, в которой мы оказались, только, взяв хлеб, Богатиков сказал в сердцах:
- Эх, до чего ж ты довоевался, полковой комиссар! Крадешься по родной земле, словно вор.
Мы снова двинулись в путь и через некоторое время набрели на три большие скирды, стоявшие друг от друга на значительном расстоянии. Одну из них приспособили для ночлега. Проще, зарылись в солому и уснули.
Разбудил меня Макаров. Солнце было уже высоко. Впереди, метрах в пятистах, чернел лес, дальше виднелся большой населенный пункт.
- Товарищ начальник, на дальней скирде сидят два солдата.
Действительно, на скирде сидели два солдата, но чьи они, наши или противника, разобрать трудно. Разбудили полкового комиссара, доложили ему, что на дальней скирде замечены наблюдатели.
- Знаете что, - сказал Богатиков, - наши это или чужие, сейчас разбираться недосуг, давайте-ка лучше по одному быстро переберемся в лес, так будет надежнее.
Где ползком, а где бегом мы добрались до леса. Прямо у самой опушки стояли три орудия, рядом лежали ящики со снарядами, тут же паслись кони. Подумалось: орудия и кони брошены при отходе наших частей. Но, осмотрев пушки, мы убедились, что они исправны.
- Вот она, техника, стоит в лесу и бездействует, - возмутился кто-то из пограничников.
Но тут из-за кустов появились красноармейцы с котелками и, растерявшись, уставились на нас. Полковой комиссар Богатиков строго спросил:
- Кто такие? Почему орудия брошены?
Сержант бойко ответил:
- Товарищ полковой комиссар! Ходили получать завтрак на кухню.
- Почему орудия оставили без охраны?
- Да вон же впереди на скирде наши наблюдатели, а у реки кухня и КП командира батареи.
- Ну хорошо, - смягчился Богатиков, - как пройти к вашему командиру?
Лесной тропой мы спустились к реке. При появлении полкового комиссара комбат вскочил и охотно стал объяснять все, что нас интересовало.
- На том берегу Великие Сорочинцы, там штаб нашего кавалерийского корпуса, - закончил он свой рассказ.
Так 22 сентября 1941 года кончилось наше почти недельное скитание по вражеским тылам. В штабе корпуса нам сообщили, что сборный пункт всех выходящих из окружения находится в городе Ахтырке. Приведя себя в порядок и простившись с полковым комиссаром Богатиковым, мы покинули Великие Сорочинцы.