Пробился с группой бойцов и командир полка майор Ф. И. Врублевский. Через много лет он написал, оценивая все, что пришлось пережить, выдержать бойцам и командирам 94-го погранотряда за первые девяносто дней Великой Отечественной войны: "Я думаю, это был настоящий массовый подвиг двух с половиной тысяч людей. Мне не было известно ни об одном факте трусости, малодушия, ни один из пограничников не сдался добровольно в плен врагу, не поднял рук, не капитулировал, в какой бы сложной обстановке ему ни довелось быть. Пусть же не забудется этот подвиг в сердцах людей..."
За линию фронта
В приказе НКВД Союза ССР от 25 сентября 1941 года говорится: "Ввиду тяжелых потерь с сего числа 94-й пограничный отряд прекратил свое существование". Да, так перестал существовать в сентябре 1941 года как самостоятельная боевая единица наш погранотряд. Но на этом не закончился его боевой путь и боевая история. Из оставшихся в живых и вышедших из окружения бойцов и командиров нашего отряда был сформирован 92-й пограничный полк. Командиром его был назначен майор Ф. И. Врублевский, комиссаром - батальонный комиссар Н. А. Авдюхин, начальником штаба - майор М. К. Кудряшов. Командирами батальонов также стали воины 94-го погранотряда капитан И. В. Бурцев и капитан А. К. Татьянин.
С несколькими бойцами своей заставы я тоже ожидал назначения. Жили в одной из школ Белгорода. Это было большое трехэтажное здание, расположенное в центре города. За несколько дней, что мы провели здесь после выхода из окружения, нас переодели в новое обмундирование, подкормили. Пополнили и боезапас. Спали в классах на полу, положив под голову вещмешок, укрывшись шинелью. Тут же в школе была столовая. Раза два или три я ходил обедать в городскую столовую, которая была поблизости, в нескольких кварталах от нас. Однажды встретил там комиссара Богатикова.
- Тебя не узнать, - сказал Богатиков, оглядев меня. - Ну, как дела?
Я объяснил, что жду назначения.
- Давай ко мне в 21-ю армию, - предложил он.
Я покачал головой:
- Нет, я пограничник и из своего полка никуда не пойду.
Это была последняя встреча с Иваном Никифоровичем, заместителем начальника политотдела 21-й армии. С тех пор наши пути не пересекались. После войны я узнал, что он погиб в конце 1942 года под Сталинградом. В Москве живут двое его сыновей.
Несколько раз в те дни довелось пройтись по улицам Белгорода. Город эвакуировался, но все было спокойно, не видно ни суеты, ни паники. В магазинах шла нормальная торговля. Работала электростанция. В городских репродукторах гремели марши. Была радиоточка и у нас в школе. Мы слушали последние известия, обсуждали положение на фронте. На нашем участке было затишье. И это обнадеживало. Поговаривали, что, возможно, скоро начнется контрнаступление.
В конце сентября меня наконец вызвали в штаб полка. Явился туда, как говорят, в полной боевой готовности: с оружием, планшетом, в теплой куртке, с фляжкой на ремне.
- Как самочувствие? - спросил Врублевский.
- Все в порядке, надоело отлеживаться.
- Сколько с вами вышло из окружения?
- Семеро, - ответил я.
- Вот вам предписание. Своих людей возьмите с собой. Направляетесь в первый батальон к капитану Татьянину.
Выйдя от командира полка, я зашел в комнату, где меня ожидали мои подчиненные - пограничники Макаров, Ердаков, Волков, Колесников и остальные.
- Ну, хлопцы, - сказал я, - собирайтесь, пошли.
Бойцы быстро надели шинели, взяли винтовки, перекинули через плечо патронташи, подцепили к ремням подсумки и гранаты и вслед за мной покинули школу.
На выходе из города в районе Микояновки стоял небольшой заводишко, в котором размещалась одна из рот нашего батальона. Разыскали командира лейтенанта Гаврикова и уточнили, как добраться до села Томаровки, где находился штаб батальона.
Было погожее осеннее утро. На небе ни облачка. Небольшая рощица, что встретилась на пути, стояла притихшая в нежно-золотом убранстве. На дороге не видно ни машин, ни боевой техники. Только изредка попадались подводы, на которых колхозники везли картофель, зерно или ехали на них по какой-то иной надобности. Время от времени с обочин взлетали жаворонки. Вид беззаботных пичуг навевал мирные, спокойные мысли.
Мы бодро шагали вдоль убранных полей, радуясь, что наконец снова будем при деле, что продолжает существовать наш пограничный отряд, только переименованный в пограничный полк, что в общем-то хоть и потеснили нас немцы, однако их "блицкриговские" планы, несмотря на кажущуюся значительность первых успехов, терпели провал.
Давно минул август - последний месяц войны по гитлеровским прогнозам, а не пали ни Москва, ни Ленинград. Бои приобретали для немецких захватчиков невыгодный, затяжной характер. Вот уже два месяца оборонялась Одесса. Враг безуспешно штурмовал Крымский перешеек. Полтора месяца он не мог прорваться на Лужском направлении. Был остановлен на Крайнем Севере, на реках Свирь и Волхов. Чувствовалось - напор гитлеровских войск слабеет. Враг явно выдыхался, хотя и был еще силен.
К вечеру мы остановились в одном из сел на пути к Томаровке. В доме, где жили одинокие старик со старухой, устроились ночевать. Оказалось, что два сына у них на фронте и дочь. А писем нет. В общем, разговорились. Мы рассказали, как идем от самой границы, в каких боях участвовали.
- И ведь живы, соколики, остались, - причитала старая женщина. - Может, и наши живы?
Старик достал фотографии:
- Посмотри, командир, не встречал где этих?
Я взглянул на снимки и покачал головой.
Утром мы продолжали свой путь и во второй половине дня пришли в Томаровку. У входа в село нас встретили патрульные пограничники и придирчиво проверили документы у каждого. Приятно было наблюдать это. Никакой беспечности. Все строго, по-фронтовому, по-пограничному.
У штаба батальона стоял часовой. Снова пришлось доставать и показывать удостоверение личности и предписание.
Капитана Татьянина я видел впервые. Когда вошел в дом, он что-то обсуждал с другими штабными работниками. Прочитав предписание, комбат прищурился и, хитровато улыбнувшись, заметил:
- Видно, вышло недоразумение, у меня все командиры рот есть.
- Но ведь... - я показал на предписание.
Командир батальона еще раз перечитал бумагу и пожал плечами:
- Что-нибудь они там напутали. - И вдруг неожиданно сказал: - А вот командир взвода мне пригодился бы, в первой роте не хватает одного взводного.
Я стоял, раздумывая над создавшимся вдруг положением. Конечно, не очень-то радовала перспектива получить вместо роты взвод. Все-таки я был начальником заставы, а это, если перевести на армейские ранги, командир роты. К тому же участвовал в боях. Видимо, из этого и исходили в штабе полка, вручая предписание. Да вышла какая-то неувязка. Что ж теперь делать? Не спорить же с капитаном Татьяниным, который был тут ни при чем, и не шагать обратно полсотни верст в штаб полка. Взвод так взвод. И махнув рукой, я сказал комбату полушутя-полусерьезно:
- Не важно, в каком ранге быть, лишь бы немцев бить.
Татьянин улыбнулся и сказал, чтобы я нашел младшего лейтенанта Василия Горбунова и доложил ему, что поступаю в его распоряжение. Он был командиром первой роты.
С Василием Горбуновым мы были знакомы по совместной службе сначала в 20-м Славутском, а потом в 94-м Смоленском пограничных отрядах. Родом он был из Куйбышева и до призыва в пограничные войска работал учителем в школе. Буквально перед самой войной закончил трехмесячные курсы младших лейтенантов и уже вскоре стал начальником заставы. Теперь в ходе боевых действий его выдвинули командиром роты.
Я представился Горбунову. Но он махнул рукой: какие уж тут формальности. Почти сразу признался, что командовать ротой и руководить оперативно-служебной деятельностью ему трудновато, и попросил помогать ему. Работали мы дружно. Горбунов был командиром боевым, энергичным, смелым, и это в известной мере возмещало нехватку знаний и опыта.