Глава 4
Вельда уже сидела в конторе, когда вошли мы с Патом. Было десять минут десятого. И завтрак, состоявший из кофе и рогаликов, уже ждал нас. После него мы собирались проводить Маркоса Дули в последний путь. Я спросил Пата, как насчет цветов, и он ответил:
— Дули оставил распоряжение. Никаких цветов. Он говорил, что цветы всегда напоминают ему о похоронах.
— С каких это пор он научился предвидеть события, а, Пат?
— Он вообще сильно изменился за последние несколько лет. От директора похоронной фирмы «Ричмонде» я узнал, что он, оказывается, оплатил все услуги вперед, сам выбрал себе урну для пепла.
— Пепла! Скажешь тоже, Пат! Он ведь ненавидел огонь, или ты забыл?
— Война в прошлом, Майк. Так что, возможно, он успел избавиться от этой фобии. И выбрал кремацию. Кроме того, где, черт возьми, найдешь теперь место в городе для нормальных похорон?
Превратиться после смерти в пепел и прах — нет, то совсем не походило на образ мышления Дули. Я же прекрасно помнил, как мы с ним однажды оказались в ловушке, в горящем здании, и как ненавистна была ему мысль о том, что мы сгорим в этом огне, превратимся в обугленные куски мяса. Каким-то непостижимым образом ему удалось пробить дыру в стене с помощью гранаты. Мы выскочили и с ходу уложили четырех солдат противника, загнавших нас в это пекло, а затем благополучно и без всяких приключений вернулись к своим. И еще многие месяцы спустя мы с Патом видели безобразные шрамы от ожогов на спине Дули, всякий раз, когда вместе мылись в душе.
Сидевшая за письменным столом Вельда опустила в чашку кофе пакетик с заменителем сахара. Пат подошел и увидел лежавшее на папке с документами какое-то маленькое хитрое приспособление и, жуя черствый рогалик, осведомился:
— А это еще что?
— Последнее слово техники в подслушивающих устройствах, — ответила она.
— Кто дал твоим ребятам распоряжение прослушивать наш телефон? — спросил я. Мы хоть и были добрыми друзьями, но Пат как-никак фараон.
Мы дали ему минуту — переварить услышанное. Затем я заметил:
— Никто, дружище. Его нам просто подложили.
Вельда пощелкала пальцем по аппарату, стоявшему на столе.
— Вот этот.
— Ловко, — заметил Пат. — Но кто это сделал?
Я ответил:
— Мы знаем когда, знаем почему. Но только не знаем кто.
— Замечательно! Ничего себе объяснение. — Он откусил еще кусок рогалика.
— Эта пресс-конференция носила стихийный характер. Мы сделали лишь несколько телефонных звонков. А уж они сами позаботились о том, чтоб новость распространилась. Согласитесь, мое внезапное возвращение все же представляло интерес для средств массовой информации. И вот некий человек, расслабившийся после того, как до него дошло известие о моей гибели, вдруг узнает, что на самом деле ничего подобного не произошло. А у него имеется свой человек среди этих журналистов и репортеров. И подменить аппарат или засадить «жучок» во время интервью, когда взоры всех присутствующих были обращены ко мне, не составляло особого труда.
— Ну и?..
— Ну и я сразу почувствовал себя важной персоной. И прошу меня не разочаровывать!
Пат дожевал рогалик и кивнул:
— Да ради Бога!
— Кстати, скажи, пожалуйста, сколько мест займет миллион баксов сотенными купюрами?
Он недоверчиво взглянул на меня, потом понял, что я не шучу, и ответил:
— Ну, большую картонную коробку. Доверху. Коробку размером с сушильный шкафчик.
— Тогда для миллиарда долларов понадобится тысяча таких коробок, верно?
Теперь уже Пат заметно растерялся.
— Ну да... А почему ты спрашиваешь?
Для облегчения расчетов я решил назвать приблизительную цифру.
— Тогда сколько же места должны занять коробки, где хранятся восемьдесят миллиардов долларов?
— Знаешь, Майк, — сказал он, — похоже, эти выстрелы в живот оказали воздействие на голову.
— Это не ответ.
— Ну, наверно, для этого понадобится очень просторный склад, верно?
— Я тоже так думаю. — Усмехнувшись, я добавил: — Что бы ты делал с такой кучей деньжищ, а, Пат?
— Купил бы новую машину, — пробормотал он, недоумевая, к чему это я клоню.
— Знаешь, я о том же подумал, — сказал я и улыбнулся.
Вельда особо не прислушивалась к нашему разговору. Лишь покачала головой.
— И что теперь прикажешь делать с этим «жучком», Майк?
— Можешь засунуть его обратно?
— Я же его вынула, разве нет? Конечно, могу. Но только позволь поставить его в другой аппарат. Эта штуковина представляет собой миниатюрный передатчик и, переставленная на другой аппарат, будет передавать только то, что мы сами хотим, чтоб они слышали.
— Прекрасно, — ответил я. — Действуй.
Пока она вставляла «жучок» в аппарат, стоявший на другом столе, мы с Патом допили кофе, взглянули на часы и увидели, что нам пора.
Спустившись вниз, мы поймали такси и отправились в похоронное бюро «Ричмонде». И увидели аккуратно выведенное на дощечке красного дерева имя «Дули», а ниже — стрелку, указывающую в направлении часовни, что слева.
Тишина и покой, царившие в дорогих моргах, подобных этому, были просто удручающими. Они окутывали, словно густой туман. Здесь было положено проливать слезы горя или держаться с самым стоическим видом, но явно давая понять, что ты еле сдерживаешь охватившую тебя скорбь. Лишь похоронщики выглядели более или менее нормально. Они здорово надрочились изображать скорбь и утешение, даже в тех случаях, если бы им жали ботинки. Но об этом и речи не могло быть, потому как то было заведение с приличной репутацией.
Я думал, что на похороны Дули никто, кроме нас, не придет, но заблуждался. В зале собралось дюжины две людей. Всего две из них — женщины. Они отошли в уголок и стояли там, тихо переговариваясь. Одна из них плакала. Не слишком сильно, но слезы скорби лила. Все остальные — мужчины — были ничем не примечательны. Одни походили на работяг, отлучившихся на похороны во время обеденного перерыва, другие — вообще непонятно на кого. Возможно, то были соседи Дули. Четверо из них стояли возле возвышения в центре, на котором красовалась изящная резная урна.
И я знал, что в ней лежит. В ней лежало то, что недавно было Маркосом Дули.
А парень, уставившийся на меня, явно хотел, чтобы в ней лежал я. Ростом примерно с меня, а судя по тому, как сидел на нем шестисотдолларовый костюм, можно было догадаться, что он не понаслышке знаком с оборудованием «Наутилуса».* И пробегал трусцой не меньше пятидесяти миль в неделю. Он отличался приторной смазливостью истинно сицилийского денди и одновременно — сдержанностью выпускника Гарварда. Но за всем этим дорогим фасадом скрывался уличный шустрила по имени Понти. Понти-младший.
* Первая в мире и США атомная подводная лодка. Создана в 1954 г., снята с вооружения в 1980 г.
Я подошел к нему. Прежде мы никогда не встречались, но представлений не требовалось.
— Привет! Пришел почтить память покойного?
Мускулы под пиджаком напряглись, глаза мерили меня. В самой его позе читались напряженность, готовность сорваться с места и совершить что угодно. А в глазах светилась надежда, что такой повод представится, и чем скорее, тем лучше. Он походил на зверя. Молодого зверя в расцвете сил, желающего помериться этими силами со старым опытным быком. Он понимал, что чем дольше ничего не случится, тем меньше у него шансов победить, а потому нетерпение угадывалось даже в крохотных морщинках в уголках губ. Он был очень похож на Драго и Паттерсона, которых мы встретили в «Ле Сирке».
Я безукоризненно исполнил роль старого, умудренного опытом быка. Я сказал:
— Твои дружки забыли на своем столе мою визитную карточку. И я ее забрал.
Глазки у него так и забегали. Из чего я сделал вывод, что он не столь уж крут, каким представлялся.