— Ага! — наконец восклицает он, пробегая пальцем по кипе тарелок с голубой каемкой. — Сделано в Турне, верно? Ну что вы смущаетесь, доктор? Нет лучшего способа снизить цену фарфора, чем изготавливать его руками заключенных.
— Месье. Полагаю, я уже просил о чести узнать ваше имя.
Взгляд его веселых глаз на секунду останавливается на мне.
— В самом деле, прошу прощения. Вы, возможно, слышали о человеке по имени…
В этот момент его пальцы складываются в подобие бутона около рта, и из бутона, подобно бабочке, выпархивает имя.
— Видок.
С видом чрезвычайной самоуверенности он ждет неминуемого, по-видимому, эффекта.
— Вы хотите сказать… ну да… он же вроде как сыщик?
Улыбка исчезает с его лица, глаза сужаются.
— Вроде как сыщик. Наполеон тогда вроде как солдат. А Вольтер умел при случае пошутить. Доктор, честное слово, если вы не в состоянии видеть вещи в их истинном масштабе, остается вас только пожалеть.
— Возможно, но… он ловит воров, если не ошибаюсь? О нем пишут в газетах.
Ответом служит бесконечно красноречивое пожатие плечами.
— В газетах пишут то, что желают хозяева газет. А вы, если хотите узнать правду о Видоке, спросите у негодяев, трепещущих при одном упоминании его имени. Они вам тома надиктуют, доктор.
— Но при чем здесь Видок?
— Я и есть Видок.
Он произносит слова с некоторой задумчивостью, словно бы, выдохнув имя, хочет иметь к нему лишь косвенное отношение. Этим он делает фразу более значительной, чем, если бы выкрикнул ее так, что затряслись бы канделябры.
— Что ж, это, разумеется, очень хорошо. — Я складываю руки на груди. — Но есть ли у вас документы?
— Вы только послушайте его! Документы! Объясните-ка, доктор Любитель Поесть С Тарелок, Сделанных Заключенными, зачем мне документы.
— Но как же, вы являетесь сюда… — Меня самого поражает, как мой гнев растет прямо пропорционально его гневу. — Вы вламываетесь ко мне в дом, месье Неизвестно Кто, с вашими дешевыми фокусами и поддельной культей, произносите: «Вуаля! Видок!» — и думаете, я поверю? С какой стати? Откуда у меня гарантия, что вы тот, за кого себя выдаете?
В его голове явно шевелится мысль. Через несколько секунд он, словно бы сожалея о необходимости говорить это, информирует меня о результатах:
— Ниоткуда.
Из его слов следует извлечь урок. К Эжену Франсуа Видоку, если это он, не следует подходить с эмпирическими стандартами, применимыми ко всему остальному миру. Или принимаешь его таким, каков он есть, или катишься к черту.
— Очень хорошо, — говорю я. — Если вы тот самый Видок, то, может, скажете мне, где Барду?
— Проводит чудесную неделю, смею вас заверить, с сестрами-бернадинками. Ухаживает за дынями на монастырском огороде. Сомневаюсь, что он так уж рвется возвратиться на свой пост, доктор.
— Но для чего вам вообще понадобилось все это? Подменять его на углу, одеваться как он, выглядеть…
— Значит, так. — Незнакомец облокачивается о стол. — Когда охотник выслеживает добычу, доктор, он должен оставаться незамеченным.
— Но кто же добыча?
— Как кто? Вы.
В этот момент у меня дергается голова вбок и в поле моего зрения попадает пространство перед канапе. Там стоят мои мокрые сапоги, и валяется недочитанная газета.
— А зачем вы на меня охотитесь? — интересуюсь я.
По правде говоря, мне это уже известно.
Евлалия.
В голове у меня с неслыханной скоростью мелькают строки судебного постановления. Евлалия и ее пристав… прячут у себя краденую посуду… их схватили жандармы… «на этот раз мы вас отпустим, если сообщите, кто у вас главный»… а кого еще выдать, как не простофилю Эктора? Разве он не пойдет ради Евлалии на все — по-прежнему? Даже на то, чтобы отправиться в тюрьму?
И из дрожащего комка моего сердца приходит ответ: «Да, пойду».
— Что за нелепость, — пытаюсь возразить я. — Что я такого сделал… что я мог сделать…
— Спокойно, спокойно, — говорит он, массируя шею. — Если дошло до допроса, предоставьте его мне. Я как-никак получаю за это плату. Ну-ка, ну-ка… — Опрокинув еще полстакана, он вытирает губы рукавом. — Для начала сообщите мне, что хотел от вас месье Кретьен Леблан.
— Я не знаю никого по фамилии Леблан.
Он мягко улыбается.
— Это точно, доктор?
— Абсолютно точно.
— В таком случае получается весьма забавная вещь. Потому что я пришел сообщить вам, что месье Леблан вас знает.