— В постели.
— Спит крепким сном невинности? Что ж, передайте ему — завтра рано вставать. Предстоит первая проверка.
В разговоре с Шарлем я старательно избегаю слова «проверка». Однако позже я не могу вспомнить, какую замену придумал. Кажется, «прогулка». А может, «развлечение»… Или «приключение»…
Так или иначе, настроение у него прекрасное. Мне с легкостью удается препроводить его в кабинет секретаря Видока, Коко-Лакура, и оставить там с колодой карт и красным мячом, чтобы не заскучал. Сам я удаляюсь в расположенный рядом кабинет Видока, где за снятой со стены гравюрой Франсуа Вийона обнаруживается отверстие в форме глаза.
Оно расположено на уровне глаз Видока, из чего следует, что баронессе де Прево, чтобы заглянуть в него, требуется подставка, и даже на ней она должна еще привстать на цыпочки.
— Что скажете, мадам? — спрашивает Видок, подавая ей руку и помогая сойти на пол.
Она медленно подходит к окну, смотрит на выбеленный солнцем купол Сен-Шапель. Наконец произносит:
— Что вы хотите от меня услышать, месье?
— Не более того, что вам угодно будет сказать.
Она деликатно пожимает плечами.
— Мне очень не хочется разочаровывать вас, — говорит она, — но вы должны понять. С тех пор как я видела дофина, прошло четверть века, и он тогда был ребенком. Не сомневаюсь, что человек столь неутомимый, как вы, месье, способен найти кого-то, кто лучше меня сумеет вам помочь.
— Ах, мадам, вы умаляете свои возможности. Разве не вы были компаньонкой и ближайшей подругой принцессы де Ламбайе?
Она одновременно взмахивает веером и поворачивается к собеседнику.
— Не знала, что вы эксперт по древней истории.
Улыбаясь во весь рот, он складывает руки на груди.
— Мы, неучи, нуждаемся в облагораживающем влиянии цивилизации, мадам. Недавно я даже начал приобретать произведения искусства.
— Ваше ремесло выгоднее, чем я предполагала.
— Вы правы, верность порой вознаграждается. Так уж сложилось, что в последнее время я хаживал по большей части в галерею Барро. Желаете взглянуть?
Склонившись, он извлекает из ящика стола картину, небрежно обернутую в мешковину, и разворачивает ее.
На картине изображены три молодые женщины в самом расцвете красоты. На них облегающие летние платья. Шеи и плечи дам белоснежны. Соломенные шляпки украшены фиалками, разбросанными с продуманной небрежностью.
— Вот видите, здесь — имя художницы, — показывает Видок. — Мадам Виге-Лебру. Это, конечно, копия — за оригинал Барро попросил бы гораздо больше, — однако все равно представляет интерес. Фигура на переднем плане, разумеется, принцесса де Ламбайе. Прелестна, не правда ли? Но возможно, на вас, как и на меня, самое сильное впечатление производит фигура женщины рядом с принцессой, у левого ее плеча. Как видите, художница оказала ей честь, изобразив обе радужки в точном соответствии с действительностью. То есть один глаз голубой, другой карий.
Рука баронессы дрожит, это правда, но постепенно, по мере того как она подносит ее к холсту, дрожь затихает и прекращается совсем, когда она останавливает указательный палец — нет, не на изображении себя самой много лет назад, а на фигуре принцессы де Ламбайе.
— Художникам никогда не удавалось передать ее красоту в полной мере, — произносит баронесса.
И медленно отводит руку.
— Вы правы, месье. Она была моей ближайшей подругой. Она оставалась в Париже после того, как мы, все остальные, покинули его — по той единственной причине, что королева в ней нуждалась. Вы знаете, какова была награда за ее верность.
Склонив голову и упершись взглядом в ковер, Видок бормочет:
— Ужасная история…
— Да, в ее случае толпа проявила нехарактерную тщательность. Сначала ее изнасиловали. А потом принялись рвать на куски. Голову — ее прекрасную голову — отрубили и насадили на пику. И пронесли под окном королевы в Тампле.
— Какая трагедия.
Переждав несколько мгновений, Видок опять берет след.
— Насколько мне известно… я прав, утверждая, что принцесса в доме короля исполняла роль домоправительницы?
— Да.
— И потому имела возможность часто видеть королевских детей.
— Разумеется.
— А вы, в качестве ближайшей подруги принцессы…
— … видела дофина не чаще, чем любая другая придворная дама.
Хмурясь, она плотнее закутывается в шаль.