— Вы были ребенком, когда это произошло?
На это он не отвечает, лишь стискивает в руке ленту, словно желая выжать из нее воспоминание.
— Зачем вы ее спрятали, Шарль?
— Чтобы они не нашли ее, — отвечает он громко.
— Кто?
— Плохие люди.
Дождь хлещет ему в лицо.
— Они… — Он вытирает рот рукой. — Они отняли у меня сад. Сказали, что мне больше нельзя выращивать цветы. Тогда я взял сиреневый куст и посадил его здесь и положил ленту туда, где они… где они…
Он прикрывает лицо рукой.
— Нет, — произносит он. — Это был сон.
Очень мягко, я одной рукой беру его за подбородок. Он не противится. Другую руку прикладываю к его виску. Медленно, постепенно я поворачиваю его голову в направлении западного фасада дворца Тюильри. Это единственный ракурс, под которым я ни разу не показывал ему дворец, и единственный, под которым его каждый день видел Людовик Семнадцатый, возвращаясь с прогулки. Именно под этим ракурсом он должен его вспомнить. Если он уцелел.
Кажется, проходит вечность. Шарль глядит на крыши павильонов, а я — на него. Из чего следует, что я в точности схватываю момент, когда ему что-то открывается.
Мне кажется, это самое подходящее слово. На него низвергается свет. Сиреневый куст… лента… карнизы и колонны уродливого дворца… все складывается в общую картину, объединяется общим смыслом — столь стремительно, что Шарля буквально отбрасывает на землю.
— Мне иногда это снится, — стонет он. — Мне снится, что я…
— Вы были им, — произношу я, удивляясь уверенности, звучащей в моем голосе. — Вы и сейчас он.
Белки его глаз сверкают под потоками дождя. Он шевелит губами…
— Что? — кричу я. — Я не слышу вас.
— Сейчас уже поздно?
— Поздно для чего?
— Чтобы вернуться?
Впрочем, не исключено, что он просто хочет укрыться от дождя. Но теперь, вспоминая те минуты, я вижу, что наши судьбы приблизились к нам, прильнули, как льнут к шпалерам виноградные лозы. Иначе почему я ответил так скоро, словно знал ответ заранее, словно другого и не могло быть?
— Сейчас уже поздно.
Глава 34 СО ВРЕМЕН ВАТЕРЛОО
Буря стихает довольно быстро, но мы сильно вымокли, и нам остается только идти домой. Там нас ждет сухая одежда, растопленный камин, свежий багет, две чашки горячего крепкого кофе и даже добродушный упрек матери.
— На кого вы похожи! Приличные господа должны всегда носить с собой зонтики.
Обычно благостное расположение духа Шарля теперь сменилось мрачной погруженностью в себя. На все вопросы он молчит, так что Шарлотта, накладывая ему капусты, считает своим долгом осведомиться о его здоровье.
— Какой-то вы сегодня тихий, — добавляет она.
— Может быть, объявились новые претенденты на наследство виконта, — ядовито бросает Рейтуз.
Шарль, в полном неведении относительно виконтов и наследств, не ловится на эту наживку. Выражение его лица, движения становятся все более апатичными, и, в конце концов, он застывает с вилкой в руке.
— Великая загадка, — замечает Ростбиф. — Слава богу, среди нас находится знаменитый врач. Каков ваш диагноз, месье Эктор?
На протяжении нескольких нескончаемых секунд я смотрю в тарелку. Затем тоном недавно обретенной авторитетности произношу:
— Месье Шарлю просто нужно встряхнуться. Я готов ему в этом помочь.
— Каким образом?
— Мы поедем с ним в Пале-Рояль, — объявляю я. — Через два часа.
Поздно ночью бывший дворец герцога Орлеанского полыхает, будто погребальный костер. Потоки света изливаются из окон нижнего этажа на толпы парижан, озабоченных выбором греха на сегодняшний вечер. Спуститься ли в подвал, посмотреть там на танцующих собак, послушать слепого исполнителя баллад? Или прогуляться по галереям нижнего этажа, прицениваясь к табакеркам, алебастровым корпусам для часов и непристойным гравюрам с изображением доярок?
А может, подняться выше, в сверкающее царство обеденных залов? Рассказывают, что тридцать лет назад Камилл Демулен вспрыгнул на столик в одном из кафе и провозгласил революцию. В наши дни редко кто покидает свое место. Жены сидят бок о бок с проститутками; торговцы платят за любителей приключений; мошенники обнимаются с шулерами, как любовники.
Вино течет рекой, хотя опьянение в этих залах объясняется не одним лишь вином. Мне кажется, здесь замешана радость от ощущения бытия.
А в кафе «Тысяча колонн» рекой льется шампанское.
— Мм, — произносит Шарль, отпивая шипучую жидкость. — Щиплется…