Уходя из дому, Клинцов выпил чашку холодного кофе и теперь был мокрый, словно только что побывал в парилке. Он не успевал утирать пот с лица и чувствовал, как на спине намокает рубашка. Споткнулся на колдобине, чуть не упал, громко чертыхнулся и включил фонарик. Погасил его только перед домом Селлвуда.
Все по-прежнему были в сборе (впрочем, и прошло то минут десять, не больше). Встретили Клинцова молча.
Клинцов направился к Селлвуду, спросил:
— Есть что-нибудь новое, Майкл?
— А у тебя?
— У меня — ничего.
— И у нас, — сказал Селлвуд и взял Клинцова под руку. — Пройдем в дом, — предложил он, — надо посоветоваться. — И добавил, обращаясь к остальным: — Не расходитесь, друзья: мы сейчас вернемся.
Сенфорд, видимо; снова хотел крикнуть: «Требую гласности», но только махнул рукой.
Они вошли в дом. Селлвуд закрыл за собою дверь:
— Надо что-то делать, Степан, — сказал Селлвуд, наливая в чашку из термоса чай. — Тебе тоже налить?
— Нет. Я и так мокну — кофе выпил, — ответил Клинцов и спросил: — У тебя есть какие-то предложения?
— Предложение, если помнишь, внес Холланд. Он сказал, что надо перенести в штольню все жизненно необходимое и самим переселиться туда.
— Смысл?
— Посмотри, — Селлвуд протянул Клинцову записку Холланда. — Обрати внимание на последнюю строчку.
Клинцов прочел вслух то, что было написано в конце записки Холланда:
«Радиация бешеная: счетчик Гейгера не щелкает, а свистит». Елки-моталки, Майкл! — поразился Клинцов. — Почему же ты молчал?!
Потому что несколько минут уже ничего не изменят: мы находимся в зоне радиации несколько часов, — чайная чашка дрогнула у Селлвуда в руке. — Да и, пожалуй, сначала я растерялся…
— И какую дозу мы уже получили?
— С помощью счетчика Гейгера это определить нельзя. Он лишь регистрирует наличие ядерного излучения: слабое — сильное. В данном случае — сильное. Насколько сильное — Холланд не знает. Твои обалдуи могли бы ответить на этот вопрос, если бы не свернули голову дозиметру. — Слова «обалдуи» и «свернули голову» Селлвуд произнес по-русски, хотя русского языка не знал. — Так что будем делать, Степан? — повторил он свой вопрос и сам ответил: — Я подумал, что молодым людям надо немедленно укрыться в штольне: Жанне, Коле и Толе, еще Вальтеру Шмидту и сыновьям повара. А нам, пожилым людям, работать: таскать вещи, продукты, воду и горючее. Можем, конечно, освободить от этого Денизу, потому что от нее мало толку. Есть также вариант: сыновей повара тоже заставить работать, ничего им не объясняя. Не знаю только, к каким людям отнести Сенфорда: ему сорок три.
— Зачем все это, Майкл? — спросил Клинцов, ошарашенный ужасной новостью.
— Затем, Степан, что молодым людям надо еще жить, а нам, старым, не так уж важно, когда мы умрем: теперь или через пять-шесть лет.
— Сыновья повара тоже должны умереть?
— Не знаю, — ответил Селлвуд. — Если они тоже уйдут в штольню, нас останется только пятеро: я, ты, Глебов, Холланд и повар. Сенфорда, думаю, придется все-таки причислить к молодым. Впятером нам придется трудно.
— Ничего, — ответил Клинцов. — Будем работать дольше — только и всего. Ведь все равно нам каюк, Майкл? Как ты думаешь?