— Может быть, он боится нас, — предположила Жанна.
— Боится?! — нервно засмеялся Кузьмин. — Нас?! И убивает нас из страха?! Нет. Он никого не боится. А никого не боится, как говорил наш бедный Толик, только смерть…
— Лучше бы ты не произносил этого слова, — сказала Жанна.
— Пожалуй, — согласился Кузьмин. — Тогда давай вернемся к разговору о мысе Сунион. Кстати, с мыса Сунион видны не только прекрасные Киклады, но и остров Макронисос — могила многих прекрасных людей, которых убили черные полковники. И на обратной стороне «Джоконды» могут жить отвратительные пауки…
Кузьмин замолчал и, прислонившись спиной к стене, вскоре уснул, уронив голову на грудь.
Жанна встала из-за мольберта и подошла к Саиду.
Саид сидел, поджав ноги, и протирал тряпицей пистолет. Делал это не торопясь, старательно, любуясь черным блеском металла. Коротко взглянул на Жанну, улыбнулся и сказал:
— Все спокойно, госпожа. Вам нужно спать.
— Тебе нравится оружие, Саид? — спросила его Жанна, присаживаясь рядом.
— Да, нравится, — ответил Саид.
— Чем же оно тебе нравится?
— Оно делает человека сильным и освобождает от страха. Аш-шайтан боится этого оружия и поэтому не приходит.
— Но у него тоже есть оружие, — сказала Жанна.
— С ним он только равен нам.
— А если бы не было оружия ни у него, ни у нас? Разве тогда мы не были бы равны?
— Нет. Аш-шайтан нападает первым и поэтому сильней. Кто нападает первым, тот всегда сильней.
— Значит, он и теперь сильнее нас.
— Нет. Потому что мы тоже готовы напасть на него. Мы равны. Надо напасть на него, госпожа. Если бы госпожа мне разрешила…
— Не разрешаю, Саид. Кузьмин скоро пробьет стену, и мы уйдем в другой лабиринт.
— Это хорошо, если из другого лабиринта мы сможем напасть на ч у ж о г о.
— Мы совсем уйдем от него.
— Мы уйдем только от воды, от пищи и света. От ч у ж о г о мы не уйдем.
— Почему, Саид?
— Потому что аш-шайтан проходит сквозь стены, — ответил Саид.
— Аш-шайтан — это из сказки, Саид. А ч у ж о й — это человек. Злой человек.
— Злой человек — не человек, он — змея. Змея тоже проходит сквозь стены. Она вползает в мышиную нору с одной стороны стены и выползает с другой. Как аш-шайтан.
— Я пойду посплю, — сказала Жанна, поднимаясь на ноги. — Ты потерпи еще немного. Кузьмин отдохнет и сменит тебя. Я сама разбужу его.
— Пусть госпожа не беспокоится, — ответил Саид. — Я привык спать, когда светит солнце. Когда темно — я охотник.
Жанна легла. Кузьмин в неудобной для сна позе постанывал в трех шагах от нее. Жанна встала и затолкала Кузьмину за спину подушку, потом потянула за ноги и он оказался лежащим головой на подушке. Притих, будто проснулся. Жанна постояла возле него, ожидая, что он вот-вот откроет глаза, но Кузьмин продолжал спать. Она вернулась к своему матрацу и снова легла.
Рисовать она не будет: поздно. А то, что она склеила картон и поставила мольберт — только игра. Все еще игра. Люди играют даже над бездной. Даже в падении они расставляют, подобно крыльям, руки и играют в полет. Истинных чувств и истинных поступков почти нет. Все они рассчитаны на то, чтобы произвести впечатление. Разумеется, на других людей.
Жанна встала и подошла к мольберту. Потрогала картон — стыки, замазанные белилами, высохли. Села на ящик, открыла коробку с красками. Запахло маслом, как если бы запахло блаженством, тишиной, простором. Она вынула из коробки первый попавшийся ей под руку тюбик. Это оказался тюбик с зеленой краской. Она свинтила с него колпачок и поднесла к носу. Жанна знала, что в нем нет запаха, но ощутила его так явственно, будто поднесла к носу пучок смятой муравы. «Теперь на земле нет зеленого цвета, — подумала она. — Есть черный, серый, белый… наверное, красный… Но нет зеленого…»
Она выдавила немного краски на палитру, разбавила ее маслом, набрала на кисть. Долго не решалась прикоснуться кистью к картону, к белому полю, к заснеженному полю, холодному, бесконечному, чтобы вызвать к жизни первый кустик травы. Жанна уже решила, что нарисует луг для Кузьмина. С росою на траве, с тропинкою, с бабочками. И речку. И деревья над водой. И еще человека. Наверное, мальчугана. Либо у речки, либо на тропинке… Жанна не знала, почему она решила нарисовать для Кузьмина луг и речку. Просто она подумала, что именно такая картина для Кузьмина всего желаннее.