– И что же вы там насчитали? – спрашивает генерал, смакуя холодную воду.
Обвожу взглядом шестерку парней. Они напряжены, взволнованны и с опаской ждут вердикта.
– Наихудшим в заключительном тесте становится старший лейтенант Панин. Он набрал наибольшее количество баллов, то есть остальные товарищи отправились бы с ним на боевое задание в последнюю очередь.
– Панин, не забудьте зайти в штаб и поставить в командировочном удостоверении отметку об убытии, – дополняет Устюжанин.
– Но я был первым на «тридцатке», – удивленно разводит руками курсант.
– Вас предупреждали, что последний тест является решающим. По его результатам отсеивается любой кандидат, даже если на других тестах он был лучшим.
– Почему? – не сдается старлей.
– Потому что умение уживаться в коллективе – одна из важнейших составляющих нашей тяжелой службы. Вы свободны.
– Есть, – вздыхает «слабое звено» и, опустив голову, плетется к двери.
Парень буквально раздавлен итогом испытаний. Ничего не попишешь – законы в нашем отряде суровы, но справедливы и, можно сказать, написаны кровью погибших сослуживцев.
Глава четвертая
Аргентина, Байя-Бланка
Одиннадцать дней назад
Дважды просигналив, темный автомобиль остановился у чугунных ворот. Сидевшему за рулем крепышу с бычьей шеей пришлось заглушить мотор в ожидании, пока садовник проковыляет по аллее, отопрет замок и распахнет створки.
– Какого черта Рауфф его держит?! Он же еле волочит ноги! – проворчал он, включая скорость.
– Старость сентиментальна, – проскрипел с заднего сиденья пассажир – полный и абсолютно лысый мужчина преклонного возраста. – К тому же привычки имеют свойство изменять характер. У тебя, Вальтер, еще будет время это понять.
– Надеюсь, господин Руст…
Автомобиль въехал на территорию обширного участка, отгороженного от внешнего мира высоким забором. Ветхий двухэтажный особняк стоял в глубине – облупленные стены едва просматривались за густыми кронами палисандров.
Прошуршав по гравию, машина остановилась у каменных ступеней крыльца. Здоровяк Вальтер (на вид ему было лет сорок) выбрался из салона и помог выйти пассажиру – тучному старику с массивной тростью.
Оглядевшись, гости направились к парадному входу.
– Господа, – подоспел запыхавшийся садовник, – хозяин ждет вас у водоема.
Вальтер взял старика под руку и повел вдоль особняка к заднему двору…
Особняк, да и сам участок выглядели заброшенно и уныло – видимо, бывший в годах садовник мало что успевал. Чисто выметенная аллея от ворот до крыльца, парочка подстриженных газонов и засаженная цветами клумба перед домом – вот и все, что радовало глаз в усадьбе на северо-восточной окраине аргентинского городка Байя-Бланка.
Хозяин сидел на деревянной лавочке у круглого водоема. О чем-то задумавшись, он разминал в ладони вчерашний кукурузный хлеб и бросал в воду. Вода у края водоема «вскипала» от пиршества декоративной форели…
Подойдя к лавке, крепыш Вальтер тихо окликнул:
– Господин Рауфф! Бригаденфюрер!
Хозяин не шелохнулся. Тогда за дело взялся толстяк Руст: подняв трость, он постучал по деревянной спинке и громко позвал:
– Очнитесь, Кристиан!
Тот поднял голову и пару секунд смотрел на визитеров отсутствующим взглядом…
Сейчас он мало напоминал подтянутого и энергичного оберфюрера, изобретавшего по приказу Генриха Гиммлера механизмы смелых и головоломных операций. Редкие седые волосы вокруг большой проплешины, дряблая кожа, изрядно «приправленная» пигментными пятнами, трясущиеся руки… Прямой нос с едва заметной горбинкой да волевой прямоугольный подбородок – вот и все, что осталось от молодого Кристиана Рауффа.
– А, это вы, – вернулся он к действительности. – Который час?
– Одиннадцать. Мы же договаривались на одиннадцать, разве вы забыли?
– Прошу в дом, там нас никто не услышит.
Трое мужчин обошли боковой дорожкой особняк, медленно поднялись по каменным ступеням крыльца и скрылись за высокими парадными дверьми…
В отличие от запущенного «экстерьера», внутреннее убранство особняка выглядело благообразно. В отделке огромного холла и ведущей наверх широкой лестницы, в паркетном полу были использованы редкие сорта древесины, все блестело идеальной чистотой, по стенам висели дорогие картины и витиеватые серебряные канделябры. Из кухни доносились привлекательные ароматы «паррильяда» – прожаренного на решетке мяса, фасолевого салата под соусом «чимичурри» и печенья «альфахорес».