- Как поехать? Ни автобусов, ни машин на улице нет.
- Я высылаю за вами грузовую машину и противогаз.
- А она доедет до меня? На улице липкая смола.
- Доедет. На наше счастье снег и мороз прихватили верхний слой, уже можно ездить. Ждите машину.
В доме еще вонь, я сдираю плотные занавески с окон и ничего не могу понять. Стекла черные, словно покрыты краской. Хорошо, хоть у нас не выключился свет, иначе бы совсем было худо. Катя, еще в марлевых повязках, жжет над тазом бумагу, чтобы разогнать запахи.
- Катя, я уезжаю на завод, - мычу ей через тряпки.
- Когда?
- Сейчас за мной пришлют машину. Ты мне дай тот ключик, что передал нам Григорий Павлович.
Ее глаза пристально смотрят на меня.
- Ты решился?
- Разве после этого, можно иметь другое решение?
- Ты наверно прав.
Она идет в спальню и приносит мне ключик, потом с кухни притащила отвертку.
- На. Будь поосторожней.
- Через некоторое время, постарайся без меня проветрить дом, а если что-то услышишь, не делай глупости, не беги на завод.
- Я поняла. Хорошо.
За окном послышался рев машины. Катя обнимает меня и несколько мгновений затихает.
- Мне пора.
Меня еще выручили, я не мог открыть наружные двери дома, так как они залипли от смолы. Шофер и прибывшие с ним рабочие, ломами отодрали ее. На улице запах послабее, чем у нас в доме, идет ветер со снегом и сильный мороз щиплет уши, но корка под снегом все равно прилипает к подошвам. Мне передали противогаз и помогли забраться в кузов грузовика, где уже сидели аварийные бригады, спешно набранные из живых.
Машина идет на пределе. Смола налипла на шины и где то колотит по днищу кузова. Миновали мертвую проходную завода. Ворота открыты и... никого. У котельной останавливаемся, все выпрыгивают на снег. Огромные ворота пытаемся раскачать и отодвинуть задвижку с той стороны. Наконец это удается и страшная картина предстала перед нами. Мертвые топки открыли свою пасть в ожидании подачи угля. Кочегары в респираторах, в неестественных позах лежат вокруг топок, раздевалках и конторе мастера. По их синюшным лицам я понял, они мертвы. Рядом со мной очутилась фигура рабочего.
- Андрей Николаевич, это вы? В этих чертовых масках никого не узнаешь. Что делать с котлами? - глухо говорит он через противогаз. - Вода в них замерзла, в трубах тоже, насосы заклинило. Похоже до города всем трубам отопления хана.
- Попытайтесь растопить печи и отогреть котлы. Соберите рабочих и постарайтесь паровую магистраль перевести на прямой и обратный ход отопления.
- Будем их отогревать паром?
- Да.
- Что делать с насосами?
- Отогревайте их. По техническим характеристикам, при перегрузке, они должны сами отключаться.
- Но на магистрали наверно есть лопнувшие трубы.
- Наверно есть, будем рассчитывать на удачу, как никак они, по идее, при охлаждении и сбросе давления, должны быть заполнены наполовину. Если есть сильно лопнувшие, придется заменять, если трещины - бригаду сварщиков на линию, пусть идут за отогретыми трубами и подваривают, где надо.
Рабочие разбиваются на группы и начинают действовать. В одной из топок показались первые языки пламени. Человек десять, отстыковывают паровые трубы и переводят их на магистраль. Все заняты делом и похоже обо мне забыли. Я вышел из кочегарки на мороз, уже чуть-чуть светало. Снег перестал идти. Электроэнергию нам дает Красноярская гидростанция, но такое впечатление, что завод вымер, не сверкают огни цехов, не светятся здания управлений и обслуживания, не видно движения, человеческих фигур, никого. Мои ноги сами несут в сторону третьего цеха, он в метрах триста от кочегарки. Его двери полуоткрыты, смола успела залететь внутрь, создав черные лужи на бетонном полу. Если бы не выбитые стекла, то внутри совсем ничего не было бы видно, стеклянные стены корпусов черны от смолы. Я прохожу второй участок, замечая у реакторов кое где трупы дежурной смены. Вот и выступ бетонной стойки, здесь ничего не видно. Я подбираю трубу у стенки и луплю стекла стен. Сразу становится светло. Около распахнутого электрощита 17 лежит знакомая фигура механика цеха. Он мертв, но зато сделал свое дело, зачем то отключил электроэнергию второго участка. Я оттаскиваю его в сторону и стараюсь отвернуть отверткой боковой лист шита. Винты валятся на бетон медленно, как в замедленном кино. Но вот, наконец, лист снят и передо мной рубильник опущенный вниз. Берусь за его ручку и с силой перевожу на верх... Ничего... Нигде никакого звука, тишина. Меня охватило отчаяние, неужели это блеф, я так надеялся... А может быть надо включить главный рубильник. Я залезаю в щит и включаю второй участок. Сначала яркая вспышка света, потом вдруг... пол подо мной заходил ходуном, посыпались стекла. Свет замигал и пропал. Инстинкт самосохранения заставил меня бежать к выходной двери. Выскакиваю на улицу и чуть не падаю от взрывной волны. На моих глазах приподняло крышу первого цеха и он... рассыпался во все стороны, второй, в пылевой шапке, уже лежит грудой развалин. За зданием управления вверх взлетают перекрытия пятого и седьмого цехов. Кругом свистят осколки стекол, бетона и кирпича. Я не знаю куда бежать, но мои ноги несут меня по прямой к своей кочегарке. Кругом все свистит и грохочет. Только подбежал к воротам кочегарки, как сзади ахнет. Поворачиваюсь и вижу ломающийся по частям второй цех, где я только что включил рубильник. В кочегарке дежурные рабочие лежат на полу, обхватив головы руками, я тоже валюсь рядом с ними и зажимаю уши...
Стало тихо. Все отрываются от пола и смотрят в проем ворот. Пыль медленно оседает, завода не видно, одни бугры арматуры, битого кирпича и бетона.
- Мать твою, - слышу за спиной. - Что же это было?
- Завод взорвался, - вторит другой голос. - Никак покойный Григорий мстит за себя.
- Андрей Николаевич, где вы? - я поднимаю руку, чтобы меня заметили. Что же теперь делать?
- Мы уже отоплением городу не поможем, наверно разнесло все магистрали, гасите печи, пойдем домой. Наша помощь наверно нужна там.
Почти час по развалинам, мы пробирались через территорию завода. Это был ужасный переход. Помимо вывороченного железа, арматуры, завалов из кирпича и бетона, кругом разбросаны или разлиты химические реагенты, не сгоревшие от пожара. Осторожно перепрыгиваем их или перекидываем мостки из кусков железа или обломанного дерева.
Когда я пришел к своему дому, то его не узнал. Черный дом с выбитыми стеклами стоял передо мной.
- Катя... Катя.
Проскочил двери и ворвался в дом. Из спальни показалась замотанная шубами фигура, она обхватила меня руками.
- Жив.
- Как видишь.
- Значит сработало.
- Сработало. Но там столько погибших рабочих...
- От взрыва?
- Нет. До него.
- Судя по всему, здесь не лучше. Свет вырубился окончательно, воды нет, тепла нет. Радио еще работает, просит всех здоровых мужчин и женщин обойти дома, вытащить от туда отравленных или раненых стеклами, перенести их в больницу или центральную школу, где открылся еще один мед пункт. Но там тоже не важно, очень холодно.
- Надо идти помочь людям. На улице уже можно нормально дышать.
- Я согласна. Я пошла бы раньше, но ждала тебя.
- Тогда пошли.
У школы на меня споткнулся Гулям Шакирович.
- Андрей Николаевич, слава аллаха, что вы здесь. Вы только один остались из начальства, никого из дирекции в городе нет. Мы даже в их квартирах побывали... Скажите, что сейчас нужно сделать?
- Железные бочки где-нибудь есть?
- Конечно найдем. В магазинах, на городском складе ГСМ и других местах есть...
- Так вот, собери людей, часть пусть найдет и тащит пустые бочки сюда, хорошо бы небольшие, а другие товарищи сдирают с домов дождевые трубы. Будем делать буржуйки, другого выхода нет.
- Понял, я сейчас. Эй, - заорал он стоящей группе мужчин у школы. - Все ко мне.