Суров нес ее туфли и сумочку, завернутые в газету. Больше месяца Люда за ними не приходила, а сегодня, собираясь в дорогу на юг, он обнаружил их и решил отнести хозяйке. Горячность девушки его забавляла.
- Неужели в такую даль - на своих двоих?
- Как не стыдно, Юрий Васильевич! Я хоть не фенолог, но сии сведения мною почерпнуты из абсолютно достоверных источников.
- Розыгрыш.
- Ну, знаете!.. Не быть компетентным...
- Постойте, Людочка, - Суров прервал ее, - трудно поверить, чтобы какой-то зачуханный дергач... Да что говорить попусту! Не верю.
В негодовании Люда остановилась:
- Почему зачуханный?.. Отличная птица, великий путешественник, и вы так грубо! Стыдно пограничнику не знать лес и его обитателей. Чудовищно! Я была о вас лучшего мнения, Юрий Васильевич.
Не переставая ее поддразнивать, Суров, деланно хмуря брови, сказал:
- Нашли из-за кого хулить! Осмелюсь доложить вам, товарищ начальник Дубовой рощи, что ваш дергач, в сравнении с другими пернатыми, - несчастный и жалкий космополит. Зимородок - птица, снегирь - птица, синица - просто царица, а дятел и вовсе молодец - они родину не покидают. Как можно бросать такую красотищу! Просто ненавижу всяких дергачей.
Люда изумленно взглянула на Сурова и неожиданно рассмеялась:
- Ну вас, я, глупая, принимаю все всерьез и завожусь, а вы разыгрываете. Нашла кому читать лекцию!..
- Было очень интересно, честное слово.
- Ладно, пускай по-вашему.
Лес полыхал яркими красками осени, стоял в неподвижной задумчивости, печально красивый, с желтизною, как проседь, светлевшей в багрянце. С берез и кленов тихо стекала листва, лес полнился звуками - будто издалека плыл колокольный звон.
Люда, умолкнув, шла притихшая, чуточку жмуря глаза от солнца. Оно светило сквозь поредевшую листву, высветливая зеленые островки еще не усохшей травы, озоровало в брусничнике, разбросанном там и сям рубиново-красными брызгами.
- Хорошо здесь! - сказала шепотом, словно от громкого возгласа могла исчезнуть вся эта красота. - Век бы не уезжала. А вы, Юрий Васильевич? Вам здесь нравится?
- Нравится, - ответил тоже вполголоса.
- Ах, какой вы, право, невозможный! Вас серьезно спрашивают.
- А я серьезно отвечаю, Людочка: нра-вит-ся. - У него чуть не сорвалось с языка, что кое-кому здесь не понравилось, не по душе пришлась глушь. Сдержался.
С высоты, из-за облетевших верхушек берез, несся печальный клекот.
Отлет птиц всегда отзывается в сердце печалью. Стояли, провожая взглядом птичьи косяки. Прощальный крик плыл над лесным безмолвием, медленно удаляясь.
- Кончилась моя вольница, - со вздохом сказала Люда. - На днях уеду в Минск и на всю зиму засяду писать. - Отняла у Сурова сверток. - Спасибо за хлопоты, Юрий Васильевич. Дальше не пойду, да и вам пора. - Краснея, достала из кармашка жакета клочок сложенной вдвое бумаги: - Будете в Минске, заходите по этому адресу, если, конечно, появится такое желание.
Он взял адрес, спрятал в карман гимнастерки.
- Буду через три дня.
- Правда? - Ее серые глаза вспыхнули, будто зажглись. - Или снова разыгрываете?
- Нет смысла, Людочка. Еду на юг, а в Минске сажусь в самолет. Ровно через три дня.
Люда не могла скрыть радости:
- Ой, как хорошо! И я через три. Вы каким?
- Каким придется, - ответил, помедлив. - Пожалуй, утренним. - Люда стояла близко возле него, он легонько ее отстранил, разглядывая в упор. Слушайте, Люда, а вам известно, что у меня есть семья?
Краска стыда бросилась ей в лицо, голос дрожал от обиды.
- Мне известно, что вы живете один. Почему вы меня об этом спросили, Юрий Васильевич?
- Просто так.
- Показалось, что я посягаю на вашу свободу?
- Бог в помощь, Людочка. - Суров усмехнулся. - В университете по логике вы, очевидно, отхватывали одни пятерки. Такая тонкая проницательность. Мессинг бы позавидовал.
У Люды дрогнули губы, через силу выдавила из себя несколько слов:
- Извините... Вы в такой форме спросили, что я невольно подумала...
- ...плохое.
- К сожалению, не научилась читать мысли на расстоянии. И по логике получала не самые блестящие отметки. - Люда быстро оправилась от смущения, тряхнула льняными до плеч волосами: - Давайте прощаться. - Протянула ему руку.
Ладошка у нее была маленькой, крепкой. Не отпуская, спросил:
- Приглашение остается в силе?
- Разве было похоже, что я шучу?
- Не спешите, давайте посидим. Сегодня воскресный день и погодка - как по заказу, успеете упаковать своих жуков. - Он потянул ее за руку, усадил напротив себя прямо в траву.
Люда доверчиво села. В воздухе плавали белесые нити паутины, в неотцветшем вереске гудели шмели, было непохоже на осень, просто не верилось, что на исходе сентябрь.
- Как не хочется уезжать, - промолвила Люда.
- Оставайтесь. И работайте на здоровье, хоть всю зиму, а мало будет, весну прихватите. Ну, а вслед за весной, всеобще известно, наступает лето. Трудитесь на благо родной природы. Оставайтесь хоть навсегда.
Она изучающе-пытливо посмотрела на него.
- Сейчас не могу. В Минске мне надо пробыть по меньшей мере год... Да, года хватит. - Задумалась, сорвала травинку и намотала колечком на палец. После защиты я наверняка вернусь сюда, насовсем, как старожил, на правах научного сотрудника в заповедник.
- Вы? Сюда?
- А что удивительного? Вот вы, например, живете на границе, потому что охраняете ее. Ведь нельзя же это делать, живя, скажем, в Киеве. А мне, энтомологу, в городе сидеть нечего тем более...
Она не договорила, поднялась, стряхнула с юбки травинки, сняла с себя курточку и больше не надевала.
Поднявшись вслед за ней, Суров поймал себя на мысли, что на этот раз встреча с Людой была очень приятна и сейчас жаль расставаться.
- Провожу вас немного, - сказал, беря ее за руку, чтобы помочь сойти на тропу с косогора. Он шел сзади нее, видел загорелый полукруг плеч в вырезе платья. От всей ее небольшой тонкой фигурки веяло женственностью. - Можно вас спросить, Людочка?
- Спрашивайте.
- Почему вы не замужем?
- Странный вопрос. - Люда остановилась, обернулась к нему. - С таким же правом и я могу вас спросить, почему вы не женаты.
- Пока еще женат, - уточнил он. - У меня жена и сын. И вот еду к ним.
- После полугодовой разлуки, - вырвалось у нее.
- Откуда вы знаете?
- Знаю.
- Земля слухом полнится?..
Люда внимательно посмотрела:
- Здесь все о всех знают, Юрий Васильевич. И разве это секрет?
- Во всяком случае, в газетах об этом не писали.
- Считайте, что я о вас наводила справки, - сказала она с вызовом. Устраивает?
- Опять кусаемся! - Он крепко взял ее за руку, она пробовала вырвать руку, но не смогла. - Людочка, - спросил, - а если по-честному?
- Не поняла.
- Ради одной работы вам хочется сюда насовсем?
- Допустим. Разве работа - не самое главное в нашей жизни? Мы все ею живем до старости.
- И ничего кроме? - Суров заглянул ей в глаза. - Одна работа, работа... А жить когда же?
Люда отвела взгляд, дернула рукой.
- Пустите.
- Люда...
- Пустите, а то разревусь. - Голос девушки зазвенел. - Вы же все знаете, Юрий Васильевич!..
- Что я знаю? - Отпустил ее руку. - Люда...
- Оставим, - быстро и резко сказала Люда. - До свидания.
Она побежала по косогору, взмахивая курточкой, как черным крылом, похожая на подбитую птицу, что силится взлететь и не может. Сбежала в лощинку, и Суров слышал шелестение опавшей листвы под ее ногами. Выждал, пока показалась на пригорке, замерла, оглянулась. И что силы помчалась дальше, к лесничеству.
"Хорош гусь, - подумал о себе с запоздалым стыдом. - Ничего не скажешь, трезвый ты парень. Ах, какой трезвый и рассудительный, ну прямо тебе святоша".
Захотелось броситься за нею вдогонку, подхватить на руки и нести впереди себя, как самую дорогую ношу, дать волю словам и чувствам, а там черт с ним - как сложится, так и будет. Что греха таить - она ему нравилась и по-настоящему волновала женской статью своей, обнаженными чувствами, которые не пыталась маскировать, бесхитростной доверчивой простотой - всем тем, чем влечет к себе красивая девушка; и даже подумал, что с нею, с Людой, был бы, наверное, счастлив в семейной жизни, и тогда служилось бы легче, и дышалось свободно, и желаннее женщины не надо ему.