– Знаю, что не сможешь. Тебя зовут Алекс. Это в том случае, если ты идешь со мной. Существует много причин, по которым тебе лучше остаться здесь, но к черту их! Мы слишком давно и тесно связаны. Я слишком завишу от тебя. Однако решение за тобой. Я не имею права подвергать тебя смертельной опасности и вовлекать в ситуацию с неопределенным исходом.
– Да. Мне не очень нравится мое новое имя. Почему, собственно, Алекс?
– Мы можем выбрать другое. Может быть, риска было бы меньше, если бы мы оставили тебе твое собственное имя, Арчи, но следует проявлять осмотрительность. Ты мой сын, родившийся в Соединенных Штатах. Я должен просить тебя принять это допущение, потому что иначе никак нельзя объяснить, чего ради я привез тебя в Галичник. Ты мой единственный ребенок. Твоя мать умерла, когда ты был маленьким. Это уменьшит подозрения, если мы встретим кого-нибудь, кто говорит по-английски. До недавнего времени я подавлял в себе тоску по родине, поэтому не научил тебя сербохорватскому языку и сербским обычаям. Сначала, пока готовил ужин, я решил выдать тебя за глухонемого, но потом передумал. Это создаст больше трудностей, чем разрешит.
– А что, недурная идея, – оживился я. – Почему бы и нет? Я же по сути и есть глухонемой.
– Нет. Кто-нибудь может услышать, как мы разговариваем.
– Пожалуй, – неохотно уступил я. – Не возражал бы в это поиграть, но считаю, что вы правы. Итак, мы собираемся в Галичник?
– Слава богу, нет. Было время, когда я шутя отмахивал шестьдесят километров по этим горам, но сейчас вряд ли на это решусь. Мы отправимся в одно знакомое мне место или, если там что-то не так, туда, куда Паоло…
Зазвонил телефон. Я машинально вскочил, но тут же осознал всю свою никчемность и стал ждать, пока Вульф сам подойдет и снимет трубку. Через минуту он заговорил. Значит, на проводе был Телезио. После короткого разговора Вульф повесил трубку и повернулся ко мне:
– Это Паоло. Он ждал, когда Гвидо вернется из плавания. Говорит, что ожидание может затянуться до полуночи или даже дольше. Я сообщил ему, что мы составили план, который хотим обсудить с ним. Он сейчас приедет.
Я сел.
– Так, что касается моего имени…
Глава шестая
Суда бывают разные. Этим словом называют, например, «Куин Элизабет»[13]. А еще ту утлую посудину, на которой погожим августовским днем я на спор прокатил по озеру в Центральном парке Лили Роуэн, возлежавшую на корме. Лоханка Гвидо Баттисты, выбранная нами для путешествия через Адриатику, занимала промежуточное положение между ними, ближе к парковой скорлупке, нежели к царственному лайнеру.
В длину она достигала всего двенадцати метров, то есть тридцати девяти футов. И ее явно не мыли с тех самых пор, как римляне ввозили в ней контрабандой пряности из Леванта. При всем том она имела современный двигатель и гребной винт. Тем не менее все то время, что длилось наше плавание, я пытался представить, где на такой посудине размещались скамьи для галерных гребцов, но эта задача оказалась мне не по силам.
Мы отчалили в понедельник, в три часа пополудни, чтобы подойти к противоположному берегу в полночь или чуть позже. Это представлялось мне вполне возможным, пока я не увидел «Чиспадану», как называлось старушка. Мысль о том, что архаичное сооружение способно преодолеть сто семьдесят миль в открытом море за девять часов, выглядела такой фантастичной, что я буквально онемел и даже не попытался заговорить. Тем не менее все путешествие заняло девять часов двадцать минут.
Мы с Вульфом сами не вылезали из нашего оштукатуренного убежища, но Телезио пришлось изрядно помотаться и ночью, и днем.
Прослушав план Вульфа, возразив по ряду пунктов и в конце концов согласившись, потому что Вульф упрямо стоял на своем, он уехал за Гвидо и привез его. А когда Вульф договорился с моряком, отбыл вместе с этим последним.
В понедельник, еще до полудня, Телезио вернулся с вещами. Мне он принес на выбор четыре пары брюк, три свитера, четыре куртки, кучу рубашек и пять пар ботинок и примерно тот же набор доставил для Вульфа. Все вещи, за исключением обуви, были не новые, но чистые и целые.
Я примерил их – в основном желая убедиться, что они подходят по размеру, и не обращая внимания на цвет – и в итоге остановил свой выбор на синей рубашке, каштановом свитере, темно-зеленой куртке и светлых брюках. Вульф, облаченный в желтое, коричневое и темно-синее, выглядел еще живописнее.
Рюкзаки были старые и грязные, но мы их выстирали и начали упаковывать вещи. Поначалу у меня случился перебор с нижним бельем. Пришлось пойти на попятный и начать все сызнова. Покатываясь со смеху, Телезио дал мне разумный совет: выкинуть все нижнее белье, ограничиться двумя парами носков и забрать весь шоколад. Вульф перевел мне его слова, совет одобрил и сам ему последовал.
13