Женщина, стряхнув как можно чище, снег с пальто и шляпки, села на переднее сиденье, протянув ноги в резиновых ботиках к теплому радиатору. Повернулась к Калошину:
– Спасибо вам!
Майор почувствовал, как прыгнуло в груди сердце: «Марина!», но тут же остудил себя: это не могла быть она, да и, приглядевшись к женщине, понял, что она совсем не похожа на его погибшую жену. Тогда что так заставило встрепенуться его, затосковавшее вдруг, сердце? Он, ещё раз взглянув своей пассажирке в лицо, понял: глаза! Такие же большие голубые и очень заботливые, такие же нежные и умные, с ласковыми искорками.
Калошин, неожиданно для себя, извинился, поняв, что слишком пристально смотрит на женщину, она же, напротив, ничуть не смущаясь, спокойно спросила:
– Вас что-то беспокоит?
– Ваши глаза… – он даже подивился своей смелости, – извините… – и, дернув рычаг скорости, довольно грубо сорвал машину с места, но тут же взял себя в руки, и дальше автомобиль уже послушно и мягко, как только это было возможно, двигался в снежной пелене.
– Что же вы все извиняетесь? – голос женщины был спокоен, она не кокетничала, но и не испытывала стеснения. И Калошин не удивился, когда она вдруг представилась:
– Лана! – поправилась: – Светлана! А вообще, называйте, как удобнее.
– Геннадий Евсеевич! О, просто Геннадий! – взглянул на спутницу, и они весело рассмеялись. Калошин поймал себя на том, что вдруг ушла давящая, саднящая боль мужского одиночества. Ему безудержно захотелось дарить кому-то свои ласки, затяжные поцелуи. С удивлением почувствовал возвращающуюся мужскую силу, и это наполнило его гордостью. Он перестал злиться на Дубовика за его мастерские ухаживания, потому что вспомнил, как это делал сам, пусть и не с таким изяществом, как тот, но все же иногда получалось красиво.
Он спросил, куда надо ехать. Светлана, к его радости, назвала адрес гостиницы, где они остановились с Дубовиком. Оказалось, что она архитектор, и в К*** приехала в командировку. Сама же снимает комнату в районном центре, а в Энске живет её мать с одиннадцатилетним сыном.
Поймав на себе вопросительный взгляд Калошина, сказала просто:
– Муж мой был штурманом дальнего плавания, настолько дальнего, что вот уже шесть лет не может добраться до своей «гавани», – и махнула рукой, – так я и стала «брошенкой»!
Калошину захотелось её утешить, но он вдруг понял, что она в этом вовсе не нуждается. Была в ней какая-то внутренняя сила и гордость, которые просто не допускают жалости.
Майор, сказал, что тоже приехал в командировку. Обмолвился, что живет один с дочерью. Так, уже через двадцать минут они многое узнали друг о друге, и Светлана согласилась дождаться его в машине, пока он будет беседовать со свидетелем, так как её работа на сегодня все равно уже окончена, и она с удовольствием принимает приглашение Калошина поужинать в гостиничном ресторане.
Лыков оказался мужчиной среднего возраста с довольно симпатичной внешностью с едва приметными веснушками на носу, что придавало его лицу особый шарм. «Наверняка, нравится бабам» – подумал про себя майор.
Лыков встретил Калошина в кабинете отсутствующего заведующего поликлиникой, сам сел в кресло и на такое же указал рукой Калошину. Было в его взгляде что-то властное, но без надменности. Чувствовалось, что человек привык повелевать, но с майором держался ровно, не выпячиваясь, но и не заискивая.
На вопрос о подписях в историях болезни ответил, что это было лишь раза три, в отсутствии другого врача. Сам он хоть и имеет степень кандидата наук, но давно не практикует, и повышать свой медицинский статус не планирует, так как на должности заместителя заведующего отделом здравоохранения его больше увлекают хозяйственные и организационные дела. При этом он развел руками, дескать, что тут поделать, бывает и такое. Турова он не помнит, так как, по его собственному выражению, на имена и фамилии внимания не обращал. Они ему ни о чем не говорят.
– С кем вы непосредственно контактировали в клинике?
– Только с покойным Шаргиным. И только на моей территории. Он сам приезжал по делам.
При упоминании имени Кривец он грустно улыбнулся:
– Знаете, до сей поры не могу понять, как такая женщина могла вдруг исчезнуть? Вообще, для нас для всех это было шоком. Она была прекрасным специалистом в этой области медицины, помогала Шаргину. Тот всегда восторженно о ней отзывался.
– Но вы же сказали, что ни с кем не были знакомы?
– Я подчеркиваю: о ней много говорил Шаргин.
– В связи с чем? Согласитесь, это немного странно, что доктор, приезжая к вам по делам, так много говорит о своей медсестре, а её исчезновение вызывает шок у человека, не знающего её.