– Интересно, знал ли об этом Каретников? Или все ещё находится в неведении относительно смерти своего второго «швайгера»? – прочитав акт, сказал Дубовик. – Ну, а у тебя, Геннадий Евсеевич, встреча была продуктивной?
– Это уж как рассматривать! Где-то я его зацепил, а вот чем, не пойму, – Калошин, как мог подробнее, передал свой разговор с Лыковым. Дубовик очень заинтересованно слушал его и делал пометки в блокноте.
– Ну, может, этот хозяйственник с какого-то боку завяз в этом «болоте». Но вот с какого? Запускаем эту личность в разработку. Всю биографию перетрясти! Возможно, это клиент ОБХСС, поскольку для операций могло понадобиться дополнительное оборудование, и этот «жук» мог вполне устроить им его поставку. На это мы их и нацелим. Но и мы пока не будем упускать его из виду. Если начнется возня вокруг лаборатории, значит, в десятку! – Дубовик почиркал ещё в блокноте. – Мне же муж Кривец ничего нового не рассказал, только то, что после гибели Шаргина, женщина замкнулась в себе. Но я хочу ещё побеседовать с её дочкой. Понимаю, что, вряд ли, мать стала бы делиться с девочкой своими проблемами, но психологическое состояние матери могло ей передаться. Как бы ни было, но, думаю, что эта беседа не будет лишней.
Широко открыв двери, в кабинет ввалился Моршанский. Он тяжело пыхтел, утирался огромным платком. Удивленно глядя в его красные глаза, Дубовик, усмехаясь, спросил:
– Да ты, Герман Борисович, никак подшофе? И где же так успел поднабраться? Неужели в морге? И там теперь подают?
Оперативники весело смотрели на следователя. Тот, обмахиваясь и уже явственно распространяя спиртовой дух, пробормотал:
– Ненавижу морги! Ненавижу покойников! А эта девчонка!.. – он буквально упал на диван, расставив толстые короткие ноги в разные стороны. – Только представьте: такое милое личико и тут… – он провел рукой от горла до паха, – …вывернутые внутренности! Это ж какое ужасное зрелище!.. – Моршанский издал внутриутробный звук, наклонившись вперед, икнул и отвалился на спинку дивана.
– По-моему, сейчас захрапит! – засмеялся Калошин.
– Уложить бы надо толстячка, – поднялся Доронин.
– Брось, Вася! Не утруждай себя! И так выспится! – дернул его за руку майор.
Дубовик подошел к тяжело сопящему Моршанскому, постоял возле него, засунув руки в карманы брюк, и сказал:
– И в самом деле, ну его на хрен! – и, заметив взгляды Калошина, бросаемые на стоящие в углу большие часы с боем, кивнул головой в сторону двери: – Мы в морге не были, значит, ничто не помешает нам поужинать!
Перепоручив дежурному спящего следователя, они отправились в гостиничный ресторан, где, по расчетам Калошина, к ним должна была присоединиться его новая знакомая Светлана Цветкова.
Но майору надо было ещё поставить в известность своих коллег, чтобы не возникло неловкости при неожиданном знакомстве.
Отдав свои вещи в раздевалку, мужчины остановились у зеркала. Калошин, глядя на отражение Дубовика, немного смущенно произнес:
– Я должен кое в чем признаться…
– Влюбился, что ли? – подполковник спросил это спокойным тоном, даже без лишних эмоций, но Калошина удивил.
– Это что, так заметно? Ну, вообще-то, не влюбился, но…
– Познакомишь? – Дубовик подмигнул Доронину, а Калошина похлопал по плечу.
– Об этом я и хотел сказать! – и, видя любопытство в глазах коллег, твердо произнес: – Все вопросы и оценки потом, а пока прошу вашего содействия и понимания! Эта женщина скоро придет сюда. Я пригласил её на ужин.
Дубовик с нескрываемым восхищением посмотрел на майора:
– А говорил!.. – и, заглянув ему в лицо, спросил: – Волнуешься? Это хорошо! Абсолютно нормальная реакция!
Женщина, подошедшая к их столику, понравилась сразу. Как и днем, она вела себя достойно, с мужчинами разговаривала, как со старыми знакомыми. Только Калошина явно выделяла, хотя ей было приятно внимание и импозантного Дубовика, и симпатичного Доронина, с которыми она позволяла себе лишь толику кокетства. Но было оно столь ненавязчивым, что только добавляло ей внутреннего шарма.
Прощаясь после ужина с Калошиным у двери своего номера, она сказала просто:
– У вас чудесные друзья! К сожалению, я этим похвастать не могу!
– А я думаю, что они могут стать и вашими друзьями, – глядя прямо в глаза женщине, твердо произнес майор.
Она ничего не ответила, просто, привстав на цыпочки, поцеловала Калошина в щёку. Он лишь улыбнулся.
В номере по радио Борис Штоколов исполнял «Дороги», и под эти льющиеся знакомые звуки голоса певца Дубовик с Дорониным сидели у стола с раскрытой бутылкой «Арарата» и пили за День Милиции, который уже стремительно подходил к концу. Приход майора встретили с удивлением: