Ерохин выразил такое удивление, что женщина рассмеялась:
– Его законная жена – моя сестра, та самая, к которой я ездила. Да, представьте себе, такая история!
– Подробнее можете рассказать? Правда, я не настаиваю!
– Отчего же не рассказать! Расскажу! Так вот… С Альбертом мы познакомились в 1932 году в Москве. Сразу влюбились, стали встречаться, правда, только на моей территории. К себе он меня никогда не водил. Не знаю, почему. Думаю, что его родители не одобряли выбора сына. Я тогда окончила училище, а у него было уже высшее образование. Мы с ним стали жить, как муж и жена, моя мать была не против нашей связи, правда, он приходил не часто к нам, но всегда оставался ночевать. Вот тогда моя сестра влюбилась в него без памяти, и от этой любви у неё, буквально, снесло мозги. Она и резала вены, и травилась… И добилась таки своего: он стал жить с ней, можно сказать, что я сама его к этому подтолкнула. Сестру любила очень, боялась, что она умрет, вот и уступила его ей. А сама уехала от греха подальше, сюда. Тут и дочь родила. После войны Лыкова в район направили, стали они жить рядом со мной. Сестре я не говорила, что дочь от него, а по срокам можно было скрыть. Да она и не заморачивалась по поводу девочки, у неё любовь только к мужу. Вот так и стал он ездить ко мне. А сестра так и болеет… – женщина усмехнулась. – Смешная история, правда?
– Да уж, обхохочешься! – покачал головой Ерохин.
– Я привыкла… Так даже лучше! Смотрю на соседок, бегают, суетятся! Вечно борщами воняют! Бельевые верёвки по субботам во дворе делят! А мой… приедет чистенький, наглаженный, дефицит в портфельчике! Лучшего и желать не надо! – женщина говорила весело, как бы играя настроением, но Ерохину показалось, что и бегать она не против, и борщи варить, и за верёвки с соседками ругаться, лишь бы муж был с ней одной…
– Значит, вы допускаете, что в ваше отсутствие Оксана кого-то приводила сюда?
– Ну, так сказать не могу, зачем зря девчонку оговаривать, но исключать такое бы не стала.
– А когда вы приезжали к сестре, муж её… или ваш… с вами был?
– Конечно, только спал в супружеской спальне. Мы с ним при моей сестре даже вида не подаем: она может наделать глупостей, если узнает.
– Вы, как видно, все-таки недолюбливали вашу соседку? – Ерохин посмотрел прямо в глаза женщине, пытаясь поймать ответный взгляд, но она его, почему-то, отвела и хохотнула:
– Сказать, что я в трауре – не могу! – ответила дерзко, и это снова ковырнуло душу капитана, а в воздухе повисла недосказанность.
– А могу я посмотреть комнату Ильченко? – Ерохин поднялся.
– Она опечатана, но вы, наверное, имеете право? – она сняла с гвоздя в коридоре ключ и подала его капитану.
Дверь в комнату Оксаны находилась за небольшим чуланом, похоже, что вход в комнату был раньше другим. Инна Владимировна так и объяснила:
– По плану моя комната была проходная, вот и пришлось делать дверь здесь.
– Значит, если вдруг в соседке придет кто-то, вы можете и не увидеть? – поинтересовался Ерохин, осматривая комнату.
– Ну… наверное… Только слышно ведь всё через стенку. Мы и с Альбертом старались … сами понимаете… только, когда Оксанка была на дежурстве.
– А где сейчас ваша дочь?
– Она живет в Москве. Приезжает редко. Почему-то не любит здесь бывать.
Ерохин поддел полоску бумаги с печатью на двери, и удивился: один край едва держался.
– Вы не трогали здесь ничего?
– Да что вы, я ведь понимаю!
– А как часто вы ездите к сестре? – спросил капитан, открывая шкаф и перебирая стопки белья. Вдруг рука его наткнулась на небольшой конверт. Ерохин вынул его и повертел в руках.
– Что это? – заинтересовалась соседка.
– Пока не знаю… – задумчиво произнес капитан.– Скажите, здесь обыск проводился?
– Да, сразу, в тот же день, когда убили Оксану. Но я помню, что здесь ничего не было. А может быть, плохо искали?
– Может быть, может быть… – Ерохин осторожно, кончиками пальцев достал из конверта фотографию мужчины, довольно «примечательного» вида, и спросил у выглядывающей из-за его спины женщины: – Он вам известен?
Она отрицательно покачала головой:
– Первый раз вижу… Страшный-то какой!.. Кто это? Любовник, что ли, Оксанкин? Хм, красавцы уже не устраивают… – на лице женщины появилось брезгливое выражение.
Ерохин перевернул снимок и прочел:
– «Моей любимой», так… ни даты, ни подписи… Ладно, разберемся, – он убрал конверт в карман. – Вы за это время куда-нибудь отлучались?
– Да, один раз ходила в магазин. Вчера, днем.
– У кого есть ключи от квартиры, кроме вас и Оксаны? У Лыкова? Есть?