– Похоже! Обнюхай всего, каждый сантиметр тела пропусти через микроскоп, но вытащи мне из него что-нибудь!
– Уже!
– Что «уже»? Нашел что-нибудь? – удивился Калошин.
– Прыткий ты, Евсеич! Я только начал. Ты мне скажи, какой там пол? Бетонный, щербатый?
Калошин посмотрел себе под ноги:
– Ну, голой задницей, точно, не сядешь!
– Ладно, жди отчета! Будет тебе интересное! – Карнаухов положил трубку.
Калошин обернулся в поисках Пуляка. Тот стоял возле одного мужчины и, энергично жестикулируя, что-то объяснял тому. Потом махнул рукой майору, подзывая.
– Вот Николай расскажет вам все, он первым пришел. Если можно, я пока отлучусь, – с этими словами директор удалился.
– Ну что ж, пойдемте туда, где всё произошло. Там и расскажете, – Калошин первым направился к боксу, где стояла «Победа».
Калошин сразу обратил внимание, что с правой стороны автомобиля торчала голая ось – колесо было снято и под кузов подставлен домкрат.
– Только давайте подробно, – Калошин присел на стоящий рядом пустой ящик.
Мужчина вздохнул:
– Ну, зашел утром в гараж, крикнул, есть кто из ребят или нет. Тишина. Ну, думаю, первым пришел. Пошел к своей машине, вон грузовик мой стоит, – он кивнул в сторону одного из боксов. – Иду и вдруг вижу: ноги из-под «Победы» торчат. Подошел. Ещё пнул в ботинок. «Ты чего там?» – спрашиваю. Молчок. Я потянул его. Но он же, вон, какой бугай, где мне. Ну, метнулся к дверям, чувствую, что неладно. А тут Алексей Шавель идет, за ним Гришка Чужий. Давай втроем ставить домкрат. Подняли, да и вытянули его. Вот и все. – Николай вопросительно посмотрел на майора: – Или что ещё рассказать?
– Да-а, подробный рассказ, – покачал головой Калошин. – Хорошо. Теперь отвечайте на мои вопросы. Зеленцов лежал на голом полу? Или что-то было подостлано?
– Нет, он на настиле лежал, вон на том, – шофер показал на дощатые саночки.
– Вы всегда ими пользуетесь?
– Да только под грузовые кладем, там высоко, с ними легче ремонтировать под «брюхом» машины. Зачем он подложил его, мы не поняли. Вон у него и подстилка специальная есть, – Калошин и сам увидел небольшой коврик неподалеку. – Под «Победой» и так только с домкратом можно лежать. Ясно, потому и раздавило его.
– А домкрат стоял?
– Валялся рядом, выскочил что ли? – мужчина в недоумении пожимал плечами. – Мы с ребятами удивились, да у кого теперь спросишь? Правда, выпил он, видно, вчера.
– Почему вы так решили? – спросил Калошин.
– Запах был от него, когда вытащили. Он ещё дышал, пена изо рта шла, – Николай передернулся, – мы «скорую» вызвали, да не дождался он…
– Вчера общались с ним?
– Я вечером с рейса приехал, только поздоровался и попрощался – домой спешил.
– Что Зеленцов в этот момент делал?
– Сидел на этом ящике, где вы, курил.
– Какое настроение у него было?
– А оно у него бывает? Вечно смурной какой-то, не любили его.
– Колесо уже было снято?
Мужчина задумался:
– Да вроде бы на месте всё было…. Спешил я, потому могу и ошибаться.
– А Зеленцов что, только этой машиной занимался? – поинтересовался Калошин у подошедшего директора.
– Нет, работал, как все, только вот эту «Победу» обслуживал только он один, так легче спрашивать за работу. Все-таки начальственная машина.
Поговорив ещё с шоферами, Калошин распорядился ничего не трогать на месте гибели Зеленцова, сам же вызвал эксперта.
Гулько приехал быстро и сразу занялся делом.
Дубовик зашел к Моршанскому в кабинет. Тот сидел за столом и со скучающим видом листал дело. Увидев вошедшего подполковника, хмуро спросил:
– Чем обязан такому визиту?
– У меня к вам серьёзный разговор, – Дубовик по-хозяйски сел за стол напротив следователя.
В глазах того плеснулась озабоченность, и он суетливо заерзал на стуле.
– Отныне, по приказу нашего с вами начальства, Герман Борисович, всеми следственно-оперативными действиями руководить буду я! Вот приказ, ознакомьтесь! – он положил на стол документ, печать и подписи в котором были знакомы и понятны им обоим. – Вы, как лицо процессуально-независимое, продолжайте свою работу, а вот в оперативные действия прошу не вмешиваться. Все наши наработки будут сразу предоставляться вам.
Моршанский тяжело вздохнул и выдавил из себя:
– Пожаловались? Зачем? Вы, по-моему, и так никого здесь не слушались, кроме самого себя!
Дубовик зло усмехнулся:
– По части жалоб я не мастер! Доложил лишь все свои соображения относительно всего, что здесь происходит. Вашего имени, поверьте, не упомянул ни разу! Да и необходимости в этом не было. Дела об исчезновении Кривец и убийстве Ильченко объединяем в одно. Теперь ещё и Пескова с Зеленцовым добавились. Надеюсь, вы все понимаете серьезность происходящего. Лично мне было крайне неприятно докладывать в Комитете о том, что дело Вагнера, по сути, зависло. Своей вины не снимаю, поддался общему настроению, сработал грубо и непрофессионально, и считаю, что упустил самое важное. Будем начинать все с начала!