– А не опоздаем к Лыкову? Мелюков-то уже того!.. – Ерохин приставил палец к виску.
– Пошлём к нему кого-нибудь! Гони!
Дверь открыла Галочка Доронина. Увидев сослуживцев мужа, испугалась, но те поспешили её успокоить, и прошли в комнату Гавриловой.
Предупреждённые Галочкой, мужчины вошли тихо: женщина была больна. Она никак не могла оправиться после перенесённого потрясения. Больше всего её тяготило то, что все эти годы она прожила с нацистом. Но в прокуратуре сумели поверить в то, что этот факт был ей неизвестен. И всё же, даже показаться на люди она пока не могла.
Дубовик придвинул стул к её постели и попросил разрешения задать несколько вопросов. Женщина, прикрыв глаза, согласно кивнула.
– Ольга Евгеньевна! В прошлый раз вы сказали, что ваш муж раз в месяц ездил в Москву, кроме того никому не звонил, никто к нему не приходил. Так?
– Я отвечу на все ваши вопросы, только прошу, не называйте этого человека моим мужем, – она закусила губы, боясь расплакаться.
– Хорошо, – согласился Дубовик. – Скажите, ведь были моменты, когда он чувствовал себя плохо, разве вы не вызывали врача?– он задержал дыхание, ожидая ответа.
– Нет, не вызывали, но к нему часто заглядывал его личный врач.
– Почему же вы не сказали об этом сразу?
– Но это ведь не гость. К тому же, я не знаю этого человека. Он меня с ним не знакомил, а я и не настаивала. Только однажды спросила, почему не позвать бы кого-то из больницы, он ответил, что доверяет только своему врачу. Остальных называл коновалами. Хотя я понимала, что он просто боится открыть свое местонахождения.
Мужчины переглянулись.
– Вы можете описать этого врача?
– Выглядел тот довольно странно. Во-первых, был в парике, но он объяснил мне, дескать, врач, был лыс, стеснялся и носил парик. Но у этого человека и усы были накладные, но об этом я предпочла умолчать. Где-то в глубине души понимала, что мне неизвестна жизнь мужчины, с которым я жила, и что она могла быть гораздо страшнее и неприятнее, чем мне это представили. Но боялась себе признаться в том, что просто не хочу ничего знать, потому и плыву по течению. Вроде всё устраивало. А он и подарки умел дарить. Чем, собственно, меня и покупал.
– А где он брал средства на жизнь, если не работал?
– Не знаю. Но считала, что у него были большие сбережения…
– Ну, это верх наивности! – не сдержался Дубовик от едкого замечания.
Женщина промолчала.
– Извините за бестактность, но какие именно подарки вы от него получали?
– Ну, платочки, чулки капроновые, они в большом дефиците, если вы знаете. Кое-что из белья… – она покраснела.
– А украшения? – Дубовик сделал вид, что не заметил её смущения.
– Бусы однажды подарил, но я этим не избалована, они так и валяются. Если это вас интересует, посмотрите в шкатулке, – она кивнула на комод.
Ерохин вынул прозрачные стеклянные бусы из простенькой шкатулки и показал подполковнику. Тот едва взглянул на безделицу.
– Вы присутствовали на осмотрах, когда приходил врач?
– Нет, что вы, меня всегда просили удалиться. Я проводила это время в кухне.
– А Доронины видели этого врача? – стараясь не акцентировать особо внимание на этом вопросе, спросил Калошин.
– Нет, я не помню, чтобы кто-то из них хотя бы раз открыл ему двери. – Она вдруг поднялась на локте: – Мне кажется, что врач приходил по предупреждению. Как будто знал, что кроме нас дома никого не будет.
– Сколько лет вы живете вместе с Дорониными?
– Года три, наверное.
– А кто здесь жил до них?
– Один старичок; когда он заболел, его забрала дочь. Потом вселились Галина с Василием.
Задав ещё несколько незначительных вопросов, мужчины удалились.
– Считаю, что Лыкова надо привезти к нам, – сказал Дубовик. – С такой публикой лучше общаться на своем поле. Меньше спеси – больше правды.
– Утром будут здесь, – передав распоряжение оперативникам, сказал Сухарев. – А сейчас мужикам есть, что доложить. Приглашаю?
– Давай! Новости и у нас появились! – Дубовик удобнее расположился за столом, поставил перед собой пепельницу и закурил. Время было позднее, но никто не расходился, все знали: если подполковник здесь, значит, совещание будет хоть всю ночь и до утра.
Первым появился Карнаухов. Вошел, немного сутулясь.
– Что, Иван Леонидович? Никак и у тебя что-то новенькое? – Дубовик протянул портсигар эксперту, тот охотно закурил и, пуская колечки дыма, сказал:
– У меня всё то же, только в прошлый раз вы как уцепились за детей убиенной бабуси, так и не дали мне больше ни слова сказать. А я должен всё до вас донести, чтобы потом ко мне никаких претензий. Акт написан медицинским языком, а я вам по-мужичьи, просто объясню.