– Ну, ладно-ладно, перебили тогда тебя, правда, зато сегодня дадим первому выговориться, – подполковник примирительно положил свою руку на ладонь Карнаухова.
Оперативники во главе с Моршанским, один за другим, вошли в кабинет, и расселись у стола.
Дубовик, как и обещал, попросил эксперта донести до них содержание акта вскрытия.
– Ну, как я уже сказал, родить Пескова не могла, но, мало того, она и с мужчиной жить не могла!
В кабинете повисла тишина, все взгляды устремились на Карнаухова. Чувствуя всеобщее внимание, тот многозначительно оглядел присутствующих.
– Томить будешь? – вкрадчиво спросил Сухарев. – Зна-аешь, что нам интересно! – шутливо погрозил пальцем.
– Томить не буду, постараюсь объяснить доходчиво. У неё кроме гипоплазии матки, была ещё и аплазия влагалища, то есть его отсутствие!
Дубовик поперхнулся дымом, закашлялся и Калошин. У Воронцова вытянулось лицо.
– Ё…! – воскликнул Сухарев. – Так это… какая ж с неё баба была? А её мужик? Он-то как?
– Ну, формально, конечно, как-то жить можно было. Ну, я не знаю, как!.. – смутился Карнаухов.
Один Ерохин спокойно произнёс:
– Как-как! А то не понятно! Руками!
Моршанский покраснел и сплюнул.
– Да ладно, первый раз, что ли, слышите? – ехидно спросил капитан. – И никогда не попадали в подобную ситуацию?
Следователь угрюмо глянул на него и поджал губы, краснея ещё больше:
– Я, в отличие от вас, сплю только с женой!
На эти слова все дружно отозвались громким смехом.
Но Моршанский такой реакции не понял и не принял, тогда Дубовик успокаивающе произнес:
– Ладно, Герман Борисович, извини нас, непарнокопытных! – и обратился к Карнаухову: – Есть что ещё добавить?
– Добавляю: у таких женщин и молочные железы недоразвиты, узкий таз, худосочность, ну, и так далее.
– Ну, Пескова, в общем-то, была такая, – пожал плечами Калошин.
– Дочь, между прочим, говорила, что мать в семье была главной, всех держала в узде, а отец, напротив, тихий! – Моршанский говорил, уставившись в бумаги, всё ещё стыдясь предыдущего разговора.
«Чёртов ханжа!» – пробурчал себе под нос Ерохин, но увидев строгий взгляд Дубовика, замолчал.
– Так это она, наверное, от физических недостатков такая злая была! – сказал Сухарев и покачал сокрушенно головой: – Попробуй-ка, поживи так, всех рвать станешь! – при этих словах воздух кабинета разорвал громогласный хохот.
– Хватит кощунствовать! – с трудом успокаиваясь и вытирая глаза платком, проговорил Дубовик. – Иван Леонидович, закрывай ты свою гинекологическую тему! Не то сорвем совещание! Ещё пара таких фраз – и можно по домам!
– Ну, хоть расслабились! И, между прочим, в этом как раз может заключаться причина того, что история болезни Песковой исчезла, – Сухарев, посерьёзнев, повернулся к Дубовику: – Давай, Андрей Ефимович, твои вопросы – наши отчеты! Кстати, вам привет от белорусских товарищей, – он подал подполковнику конверт.
– Так, почитаем, что они пишут, – Дубовик пробежал глазами акт и сказал: – Конечно, много лет прошло со времени смерти Эльзы Вагнер и её русского мужа, по фамилии… ага, Ананьев, но кое-что интересное тамошние эксперты всё-таки выявили. Разложение костей говорит об использовании какого-то яда, умерли они с разницей в несколько недель. Это в то время, разумеется, никого не заинтересовало, но вот нам-то как раз всё понятно… – он отложил документ и достал из папки пакет, найденный в клинике. – Здесь то, что явилось камнем преткновения в противостоянии всех участников последних событий… Поскольку нам с вами предстоит найти и обезвредить крайне опасных преступников, считаю необходимым посвятить вас в содержание всех документов. Практически всё здесь написано на немецком языке, поэтому возьму на себя труд ещё раз прокомментировать самое важное, – и он начал читать…
Расходились глубоко за полночь, тихо переговариваясь, впечатленные услышанным.
Глава 16.
Дубовик ждал приезда Лыкова в кабинете оперативников вместе с Калошиным и Ерохиным.
Вошедший в кабинет мужчина источал уверенность, улыбался снисходительно, при этом был настроен дружелюбно, чем вызвал некоторую симпатию к себе.
Но увидев незнакомых людей, представившихся сотрудниками КГБ, Лыков стушевался, поздоровался тихо, сесть решился только после приглашения подполковника:
– Располагайтесь, Альберт?.. Простите, как вас по отчеству? – Дубовик заговорил ровно, но с оттенком властности, давая понять, что в этом кабинете должность Лыкова не имеет никакого значения. Тот сразу почувствовал эту интонацию и, неожиданно для всех, в глазах его заплескался страх.