– Мне хватает удовольствий без дешевого экстрима!
– Ну, пусть так, только стали мы встречаться именно на такой волне: посылаю Инку на рынок, а сам к Оксане в постель. Что это была за девчонка! Даже сейчас, когда её нет, забыть не могу, – он протер влажный рот, как от поцелуя, сглотнул слюну и продолжил: – Что мы делали с ней, кхм… объяснять не стану…
– Правильно, у нас в этой области познания не хуже ваших, – Дубовик подмигнул Ерохину, тот потупил взгляд, улыбаясь про себя. – Продолжайте!
– Не помню, не знаю, в какой момент, но подсунула она мне хитрую бумажку, которую я, даже не взглянув, подмахнул. Вот этот-то документ и показал мне незнакомец: это было мое… кхм… согласие сотрудничать с немецкой разведкой… – при этих словах оперативники переглянулись. – Он тогда сказал, что вопросы с лабораторией я смогу решить, потому что Мелюков тоже… э-э… подписал такую же бумагу… И с медикаментами не будет никаких проблем… Всё выдадут по моей заявке…
– Значит, вы прекрасно понимали, откуда это золото? – не столько спрашивая, сколько утверждая, подал голос со своего места Калошин.
Лыков повернулся к нему:
– Я не взял ничего! Ничего! – в его голосе появились истерические нотки.
– Вы взяли его в руки, чем и запачкали их! – глубокомысленно ответил ему майор.
В кабинете повисла тягостная тишина. Оперативникам стала понятна причина самоубийства Мелюкова, но от этого было не легче, потому что всё, что рассказывал Лыков, вызывало отвращение…
– Вы понимаете, что я должен вас арестовать? – Дубовик тяжелым взглядом посмотрел на растерявшего весь свой лоск Лыкова. Но подспудно чувствовалось, что этот человек скинул огромный груз с души, давивший его все эти годы. Вышел он, сопровождаемый милиционером, как ни странно, с поднятой головой.
– Надо же, признался! – покачал головой Калошин. – А в первый раз держался крепко, вот только чуть где-то что-то промелькнуло, а так!..
– Потому и говорю, что подобных субъектов допрашивать лучше на нашей территории, – сказал Дубовик. – У меня был такой случай, когда один партийный деятель, совершенно погрязший в преступной деятельности, никак нам не давался. Приходим к нему, а у него минуты через две звонок – министр срочно вызывает. Так раза три было, пока мы не поняли, что он, сволочь, просто со своей секретаршей договорился, вот она и названивала! – он встал и похрустел суставами. – Ну, что, кидаем весь личный состав на поиски врача, Лагутин тоже примет участие. Пройдёмся и по всем близлежащим населенным пунктам. Только делать это надо без лишней ажиотации, под видом обычной проверки. И главное: всем помнить – это не Каретников, этот противник посерьёзнее будет!
Глава 17.
Вечером Дубовику на телефон Сухарева позвонил Полунин – участковый из «Красной Зари», голос его был взволнован:
– Андрей Ефимович! Сегодня у нас были ваши ребята, спрашивали про врача, у нас здесь работает только молодой фельдшер. К нему никаких вопросов не возникло. А когда они уехали, я подумал, что надо бы поговорить с нашим старым фельдшером, Яковом Лукичом Тропининым. Он здесь работал, можно сказать, с незапамятных времен. Знает многих из больницы Энска, в районе, и даже в области. Так вот он мне рассказал, что в войну, когда здесь шли бои, и немцы стояли в Энске, к нему в деревенскую больницу однажды привезли тяжело раненного немецкого офицера. Травма его головы была ужасающей. Немцы потребовали оказать ему первую помощь до приезда какого-то хирурга. Пока Яков Лукич возился с раненым, приехал молодой врач. Операцию они делали вместе, Тропинин ему ассистировал, как мог. Так вот он сказал, что этого молодого человека немцы называли Александром. Операцию он провел блестяще! Когда уезжали, забрав с собой и раненого, один из офицеров обратился к доктору, назвав того «господин Вагнер».