Выбрать главу

Ерохин с чувством облегчения вычеркнул фамилию Гогочи.

К городской поликлинике, где работал хирург Санаев, подъехали после обеда.

Ерохин достал тёмные очки и подал их Тропинину:

– Яков Лукич! Оденьте вот это!

– Зачем? – удивился мужчина. – В них неудобно в помещении! И выглядеть буду слепым!

– Вопрос не в удобстве, а в вашей безопасности! – веско сказал Калошин. – Вы же помните, как на вас посмотрел тот врач? А если вы его узнаете, сможете сдержать эмоции?

– Думаю, что смогу! – горячо заверил Тропинин.

– Зато ваши глаза могут вас выдать! Этот человек чрезвычайно опасен, поверьте нам! Ему есть, за что вцепиться нам в глотки! – объяснил Ерохин. – Если облажаемся, нам Дубовик снесет головы… – он сделал паузу, решая, как поэффектнее изобразить «казнь», – … по самые яйца!

Калошин с Дорониным засмеялись, а фельдшер только нервозно хохотнул, вдруг почувствовал серьёзность предстоящей операции.

Первый день ничего не дал: попасть на прием к Санаеву Тропинину так и не удалось: тот уехал в район на какую-то серьёзную операцию.

На следующий день в больницу поехали с утра, но в коридорах уже было много народа. Те, кому повезло, заняли места на деревянных диванчиках, те же, кто пришел позже, подпирали стены.

Возле кабинета хирурга было особенно многолюдно. У некоторых белели на разных частях тела повязки. Один мужчина с забинтованной рукой на перевязи ходил по коридору, тихо постанывая.

Якову Лукичу уступили место, решив, видимо, что у того что-то с глазами. Ерохин подошел позже, устроился на подоконнике напротив очереди. У соседнего кабинета он увидел соседку Оксаны Ильченко Горбунову. Та сидела у двери с надписью: «Врач-терапевт Кураев А.Г.»

– И эта здесь, – буркнул про себя капитан. Быть узнанным он не боялся: меры предосторожности приняли и оперативники.

Мимо проходили врачи, сновали туда-сюда медсёстры. Тропинин был спокоен.

Хирург Санаев вышел из кабинета и направился куда-то по коридору. В этот момент Ерохин заметил, как фельдшер провел рукой по волосам: это был условный знак.

Ерохин лениво, но внутренне напрягшись, подошел к двери кабинета хирурга, открыл её и капризно спросил у сидевшей за столом медсестры:

– А что, Александр Михайлович принимать больше не будет?

– Он вышел лишь на минуту, – не глядя на Ерохина, буркнула женщина. – Ждите!

Тот, закрыв дверь, как бы, между прочим, присел на корточки возле Тропинина. В коридоре разговаривали все, поэтому перебросится несколькими словами, не привлекая внимания, Ерохину и Тропинину ничто не мешало.

Яков Лукич смотрел прямо перед собой, но руки его заметно подрагивали.

– Это он? – не поворачивая головы, спросил Ерохин. – Санаев?

– Санаев? Нет, что вы! Я говорю про того, что стоит у окна, разговаривает с бабой.

Ерохин опешил: минуту назад из кабинета терапевта вышел врач, за ним рванулась Горбунова, при этом она крикнула: «Александр Григорьевич, постойте!» и, схватив его за рукав, оттащила к окну.

– Но это терапевт Кураев! – тихо, не оборачиваясь к Тропинину, сказал капитан.

– По мне хоть динозавр, но это он! И он узнал меня, я понял это по глазам, – быстро шептал фельдшер, пока врач отвлекся на Горбунову. – Вы умница, что придумали номер с очками.

– Сидите, не двигайтесь с места! – Ерохин нарочито медленно поднялся и побрел по коридору.

На крыльце стоял Доронин и, покусывая зажатую в зубах папиросу, равнодушно провожал всех прищуренным взглядом. Увидев выходящего Ерохина, он внутренне подобрался, но остался стоять в прежней позе.

Ерохин остановился недалеко от него и быстро пересказал всё, что им с Тропининым удалось увидеть и узнать.

– Оставайся, Василий, здесь. Если что, иди за ним. Я бегу звонить Дубовику.

Отойдя на некоторое расстояние от больницы, он дождался Калошина, подъехавшего к нему на машине, заскочил в кабину и выдохнул:

– Гони в отделение! – на ходу пересказал всё Калошину. Тот удовлетворенно кивнул:

– Нашёлся всё-таки!

– Теперь наша задача – не упустить его!

По номеру телефона, оставленного Дубовиком, ответил незнакомец, представившийся старшим лейтенантом Сорокиным, и сказал, что подполковник будет через час.

Эти шестьдесят минут показались Ерохину вечностью. Он понимал, что вернуться в больницу нельзя, надеялся только на Доронина, что тот всё же сумеет проконтролировать ситуацию – парень с головой. Вот только навыками наружного наблюдения может в полной мере не обладать, а такого «жука», как Вагнер, известного теперь под фамилией Кураев, «вести» будет очень сложно. А если учесть, что он узнал Тропинина, то это только осложняет дело. Остаётся надежда лишь на то, что сам Кураев не может точно знать, узнан ли он был фельдшером, ведь лицо его тогда было закрыто медицинской маской.