— Ну-ну, успокойся, — обнаженная Челита присела рядом с мелко дрожавшей Галей и ласково погладила ее по голове, — все уже кончилось. Пойдем, тут нельзя оставаться.
Галина посмотрела на нее сверху вниз, ее губы шевельнулись, пытаясь что-то сказать, но тут сильный спазм вынудил ее свернуться клубком, схватившись за живот. Перед глазами все поплыло, по телу прокатилась волна дикой боли, ставшей особенно невыносимой внизу живота. Обезумевшая от боли и страха — не сколько за себя, сколько за ребенка — Галина смутно чувствовала, как ее поднимают на ноги, поддерживают сильные не то руки, не то лапы. Она понимала, что ее несут, но как и куда — об этом она не могла думать. Вокруг нее все смазалось, очертания домов и предметов расплывались, словно поздним вечером, растворяясь в потемках. Густая, вязкая, будто смола тьма, текла рядом, обволакивая, убаюкивая и увлекая могучим потоком куда-то вдаль.
Она не могла сказать, сколько прошло времени, прежде чем она, словно вынырнув из глубокого омута, смогла осмотреться по сторонам. Она стояла возле берега небольшой речки — в разорванной белой рубах и босая, стоя по щиколотку в холодной воде. Перед ней простиралось небольшое старое кладбище с покосившимися деревянными и каменными крестами. Меж могил возвышалась небольшая часовня, которую Галина тут же признала.
— Нам туда, — сказала стоявшая рядом мулатка, — быстрее.
Словно в подтверждение ее слов совсем рядом застрочил пулемет, послышались крики, ответная пальба и громкий топот. В этот же момент Галину вновь накрыл спазм, она скрючилась от боли, выхаркивая кровавые сгустки. Совсем рядом послышался взрыв и в ответ что-то, казалось, взорвалось в голове у девушки, закутывая ее тьмой.
Следующий раз она очнулась уже внутри часовни, лежа на пронизывающем холодом полу, совершенно голая. Все вокруг представляло собой, казалось, сочетание двух красок — красной и черной. Черной была ткань, постеленная под Галиной на каменном полу. Черной была земля, небольшими кучками рассыпанная рядом с ней — девушка откуда-то знала, что эта земля взята с разрытой могилы. Черным были свечи во множестве стоявшие у стен, покрывая их черной копотью. Черной была Мадонна с младенцем, взиравшая на нее иконы на алтаре. Черными были всколоченные перья трех петухов лежавшими там же на алтаре. Но красной была кровь стекавшая из обрубков птичьих шей на пол и скапливаясь меж расставленных бедер Галины, где становилось уже невыносимым биение новой жизни рвавшейся наружу из ее окровавленного лона.
— Красное и черное — кровь пролитая на могильную землю, дабы из смерти возродилась жизнь. Цвета жизни, цвета смерти, ярости, борьбы, надежды и отчаяния.
Челита выступает из мрака, словно черный призрак. На обнаженной коже белой краской повторяется рисунок скелета — ребра, позвонки, бедренные кости, череп. Под левой грудью — рисунок сердца пронзенного кинжалом. Острый кинжал и в руке мулатки, с которым она подходит к корчащейся от невыносимой боли Галине.
— Красная кровь черной жертвы, — мерно продолжала она, — кровь и почва, фундамент, на котором воздвигаются империи. Красно-черный — цвета Гуеде. Слышишь — Маман Бриджит собирает жатву?
Снаружи не утихают крики и стрельба, стены часовни содрогаются от разрывов гранат, так что с крыши сыпется известка. Но Галина уже не обращает внимания на это — она чувствует себя так будто в ней лежит огромный камень. Черная девушка с лицом-черепом садится рядом и с легкой улыбкой на полных губах, поднимает с пола кучку земли, посыпая обнаженное тело. Лезвие кинжала вдавливается в белую кожу и вдоль ребер течет струйка алой крови, орошающей землю с могилы.
— Черное и красное, — бормочет она, — смерть и борьба!
Кинжал покрывает кожу замысловатыми узорами, особенно уделяя внимание тем местам, где набухли синяки и кровоподтеки от избиений насильников. Но — странное дело, — чем больше порезов покрывает тело Галины, тем слабее становится жуткая боль.
— Семь ран, семь ударов кинжалом, — нараспев говорит Челита, — семь негодяев принесенных в жертву. Именем Дантор, я призываю тебя джаб — из тела выйди, боль, хворь, смерть с собой забери, врагам отдай. Тело это не для тебя, не для червей могильных, не для Хозяина Кладбища. Эрзули Дантор, Черная Госпожа, взываю к тебе…