До двери полицейской кареты графиню отнесли на руках. Капрал, кажется, не возражал против подобного несения службы и охотно нёс бы красавицу до самого участка. Изабэлла смежила веки, изображая крайнее утомление, склонила голову набок, грациозно выгнув шею. Она знала, что в таком виде — неотразима и пользовалась этим, перебирая в памяти варианты защиты на допросе. В щелке между черных занавесок и решетки на окне соседней кареты мелькнуло перед ее глазами бледное лицо молодого венецианца. В последний раз.
Изабэлла поняла, что больше не увидит его, и испытала некоторое облегчение с привкусом мимолетной грусти. Но ее не особенно заботила судьба Ченцо, и за свою собственную она не боялась. Поэтому графиня молча сквозь полуопущенные ресницы смотрела в окошко черной кареты и думала о чем-то своем.
В тюрьме ее отвели не в камеру, а в караульное помещение. Офицеры охраны закатили банкет в честь прекрасной дамы и держались очень любезно, стараясь развлечь ее остроумной беседой.
Будто не было жаркого дня, скачек и путешествия, не чувствуя (или не показывая) усталости, Черная Изабэлла пировала с ними далеко за полночь. Играла в карты и едва не оставила весь гарнизон без гроша. Но в конце концов мужчины стали пьянеть, а женщина сказала, что хотела бы немного отдохнуть и идет спать. Ей дали ключ от комнаты спящего коменданта, и служанка принесла гостье постель.
Закрывшись на ключ изнутри, Изабэлла расчесала волосы, сняла платье, не прибегая к помощи служанки, и улеглась спать. Ей ничего не снилось, но наутро графиня была готова доказывать свою невиновность во всеоружии. Для этого пришлось звать служанку, которая помогла прекрасной пленнице затянуть корсет и уложить волосы в официальную царственную прическу. Готовясь к встрече с каким-то сержантом Лорье, ни о чем другом графиня не беспокоилась.
— Наконец-то мы с вами встретились, госпожа Маркес, — сказал полицейский сержант, когда знатная пленница вошла в кабинет и села на казенный отнюдь не роскошный стул, рядом с дубовым конторским столом.
Это, конечно, была не скамья подсудимых, но тон, каким сержант произнес приветствие, крайне не понравился Изабэлле. Она собиралась отвечать на обвинение непониманием и живым интересом, но, почувствовав тревогу, замкнулась на колючей надменности. Это было откровенное нападение, а не защита.
— Итак? — приподняв шелковую бровь, спросила она.
— Вас обвиняют в биржевых махинациях, мадемуазель. Граф д`Аннунцио, ваш сообщник, признался, что подделывал ценные бумаги и продавал их по завышенному курсу. Что вы на это скажете?
— Ничего. Раз признался, то, возможно, так оно и происходило в действительности. Но при чем же здесь я?
— Вы что-нибудь понимаете в акциях?
Сержант спросил это с явным пренебрежением к женским талантам в той сложной игре, называемой "биржа". Но Изабэлла ответила с еще большим пренебрежением:
— Как большинство женщин, наверное, я мало доверяю деньгам в ценных бумагах и чекам. Предпочитаю наличность.
Сержант смерил графиню понимающим взглядом.
— Вы знаете, что грозит вашему приятелю? Его завтра же вышлют в Венецию, а там будут судить.
— Бедный мальчик! Ведь он оступился всего один раз! Надеюсь, за этот проступок вы не отправите его на галеры или на плаху?
— Решать будет суд, мадемуазель, — строго сказал сержант. Потом добавил более доверительно: — Ему грозят в основном финансовые потери. Думаю, знатные родственники заступятся за него. А вот вам…
— Мне совершенно ничего не грозит. Я не продавала, не печатала и не покупала никаких акций.
— Но в глазах света у вас с графом д`Аннунцио существуют довольно близкие отношения, и удар по его репутации поневоле задевает и вас, даже если вы совершенно…
— Оставьте свои оскорбительные "даже если" при себе, господин сержант! — сухо заметила Изабэлла. — Высказывать подобные предположения вправе базарные торговки, а не полицейские. Если я виновна — докажите это! Если виновен граф д`Аннунцио — тоже неплохо бы предъявить доказательства.
— Прошу вас, — с готовностью ответил сержант. — Вот протоколы его допроса: полное признание, собственноручная подпись…
— И вы считаете это документом достойным доверия? — спросила графиня, пробежав глазами весь текст опросных листов.
— О, безусловно!
— Тогда прочитайте внимательно, что заявляет граф вот здесь, говоря о полной непричастности к своим аферам графини Изабэллы Маркес, то есть, меня.
— Вас?
Тон сержанта показался Изабэлле не просто противным, но и подозрительным.