– Но подождите… – Катя похолодела. Кажется, она только сейчас начала понимать, к чему они клонят. – Я здесь не живу, я тут даже не знаю никого!
– Катюш, ты не волнуйся так. – Наталья Степановна примирительно подняла обе руки. – Никто тебя ни к чему не принуждает. Но ты сначала выслушай меня, а потом уж кричи.
Катя замолчала. Внутри у нее все напряглось, несмотря на слабость и легкое головокружение.
– Мы знаем, что у тебя проблемы в семье. – Голос Натальи Степановны был мягким и успокаивающим, прямо как ромашковый чай. – Знаем, что тебе пришлось пожертвовать бабушкиным наследством, чтобы спасти брата от тюрьмы. И что с учебой у тебя не сложилось. Ты мечтала на сцене петь, а в итоге коровник чистишь. Нет у тебя желания ветеринаром становиться. Ну и зачем тогда мучиться? Мы тебе другое предлагаем.
– Не надо… – возразила было Катя, но Наталья Степановна немного повысила голос, и она опять замолчала.
– Катюш, послушай взрослого человека! Всем нам в жизни иногда приходится трудно. И нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь. Мы можем тебе эту помощь оказать. Ты ведь нам уже не чужая девочка, Кать. Ты нашу Лену тянула, защищала, жизнь ей спасла, считай. А выручишь нас – совсем породнимся. Ты же не хочешь возвращаться в Барнаул, так? У тебя там ничего своего нет, с родными напряженные отношения. А мы тебе с квартирой поможем – будет у тебя жилье в городе. Собственное. И еще Леночка говорила, что у тебя с консерваторией не вышло, правильно?
Катя кивнула, умирая от стыда и унижения. Будто вся ее жизнь оказалась на ладони перед этой старой женщиной, и та перебирала ее пальцами, как крупу, вытаскивая на свет все Катины неудачи и неполадки.
– Община за все заплатит: связки тебе починят, – сказала Наталья Степановна, как-то просто и по-доброму глядя на нее. – Поступишь в свою консерваторию, будешь учиться на певицу. Ты на какое отделение-то хотела, Катюш? На эстрадное?
– На эстрадное, – выдавила Катя, мучительно краснея.
– Ну и будет тебе эстрадное!
– Я… – Катя закрыла лицо руками. – Я… я не продаюсь!
– Катерина! – сердито сказала Маруся, потянув ее за локоть. – Ты чушь-то не пори! Кто тебя продает?
– Я не буду… не буду спать с кем попало! – пискнула Катя, отворачиваясь.
– Катюш, – голос Натальи Степановны зазвучал устало, – ты меня не дослушала. Убери руки от лица.
Катя послушалась и положила руки на колени. Глаза щипало, силуэт старушки в кресле то приближался, то отдалялся.
– Я знаю, что у тебя был парень, – тихо сказала она. – Я знаю, что он тебя бросил, когда ты осталась без квартиры.
Катя старалась дышать глубоко, чтобы не разрыдаться.
– Я создала немало хороших пар, – продолжала Наталья Степановна, – можно считать меня в каком-то смысле удачливой свахой. Многие из тех, кто встретился на обряде, до сих пор счастливо женаты. Есть у меня и для тебя такой жених. – Она помолчала, как будто наслаждаясь Катиной реакцией: шок, недоверие, растерянность. А потом сказала: – Он хороший парень, чуть постарше тебя. Тоже музыкант, кстати. У нас никто. Никого. Ни к чему. Не принуждает. Но если – я говорю «если», Катюш, – если он тебе понравится, то вы будете жить вместе долго и счастливо. Увидишь, там у вас дело сладится! А если не сладится – ну скажешь ему, что не хочешь, да и все. Не будет же он тебя силой принуждать. Силой разве подаришь земле любовь?
Катя молчала, пытаясь переварить услышанное.
– Ну, Катюш?
– Нет. – Катя зажмурилась и для верности несколько раз мотнула головой. – Извините, но я так не могу.
Она услышала, как сбоку раздраженно цокнула языком Светлана Геннадьевна.
– Да почему не можешь-то? – воскликнула Маруся, хлопнув себя руками по объемистым коленкам. – Можешь, да еще как! Тебе счастье предлагают, а ты кобенишься! Совесть у тебя есть, а?
– Марусь!
– Что – Марусь? – задиристо спросила та. – Вы, бабушка, перед ней тут битый час турусы на колесах разводите. Чего и ехать было тогда, если… – Что-то звякнуло, потом в воздухе проплыла переливчатая электрическая трель. Маруся осеклась на полуслове: – Ох ты, в калитку звонят. Кого ж там принесло-то не вовремя?
– Вовремя или не вовремя – это мы поглядим. – Наталья Степановна строго глянула на тетку. – Ты не охай, а поди открой, не мне же кости морозить.
Катя откинулась на спинку дивана. Этот разговор вытянул из нее столько сил, что поездка с Крысой казалась теперь увеселительной прогулкой.
Было тихо, потом повеяло сквозняком и кто-то неразборчиво забубнил в прихожей. Хлопнула дверь – и над головой у Кати раздался Марусин голос: