– Гляди, плачет, – раздался у нее над головой приглушенный голос Маруси. – Как знает, что с жизнью прощается, скажи?
– Кто ж ей виноват.
Бабка подошла к креслу сзади и начала размеренно расчесывать Катины волосы, перетряхивая прядки, чтобы быстрее сохли.
– Сама пошла, куда не звали, сама взяла, чего не просили. Не совала бы нос в чужие дела, так и сидела бы сейчас, готовилась Светке зачет сдавать.
«Это они про перо», – поняла Катя. Если бы Леночка не заметила перо, если бы Крыса не поймала ее с ним… «Выжимать пришлось», – кажется, так она сказала. Все-таки Леночка не хотела ее убивать, пыталась защитить от своей страшной сказки. Но куда там…
– Жалко девочку… – шепотом сказала Зарина.
– А свою не жалко? – Руки Натальи Степановны ни разу не сбились, она продолжала равнодушно расчесывать Катю, как будто весь этот разговор ее совсем не волновал. Да, наверное, и не волновал. Сколько девчонок она вот так бросила в пасть этому своему черту из дома в лесу?
Зарина промолчала.
– То-то и оно. Своя рубашка ближе к телу, так ведь? Сказано же тогда было: как камень зацветет – так не вернется девка из дома, повенчается жизнь со смертью. Поди, не хочешь свою Маринку в гроб укладывать?
– В какой гроб-то? – вступила Маруся. – Степановых ляльку он с собой забрал, ты ж говорила…
Вот теперь рука у старухи дрогнула, и гребень рванул Катю за волосы. Она еле удержалась, чтобы не ойкнуть.
– Не поминай! – злобно зашипела Наталья Степановна. – Совсем дура? Сегодня, да еще под ночь! Или соскучилась?
– По чем скучать-то, – лениво отгавкнулась Маруся. – Я и не запомнила ничего. Было да было – уже как и не было.
– Еще бы ты запомнила, я тебя потом из-под кого только не вытаскивала. Спасибо хоть, пустоцветом тебя оставил, а то бы точно в подоле приволокла!
Катя затылком ощутила, как сзади сгущается, собирается в комок застарелая ненависть, даже в глазах потемнело. Лоб чем-то защекотало, будто по нему пробежало насекомое, и лицо обдало несвежим старческим дыханием:
– Что, Катерина? Думала, хитрая, обманула бабку? А глазами-то дергаешь!
Катя обмерла. В этот момент она отчетливо поняла, что чувствует суслик, застывший в свете фар посреди дороги за секунду до того, как его собьют. Не будь она так распарена, ее прошиб бы холодный пот. Она лежала неподвижно и старалась даже не дышать под пристальным взглядом Натальи Степановны.
– Какими глазами, бабусь? Ты сама уже травок своих нанюхалась, – буркнула Маруся, оттирая старуху от кресла. – Она на мне мешком висела, тяжелая, зараза. Не знаю, как ее в санки поволоку, вон какую жопу отъела.
– Да уж не больше твоей, – хмыкнула Наталья Степановна, отходя. Катя услышала стук двери и шорохи – наверное, старуха снимала с крючка свою длинную шубу. – Разболталась тут. Одевайся давай и дуй за санками, по темноте-то в лесу не такая смелая будешь.
Господи, бабка просто пыталась взять ее на испуг, с опозданием поняла Катя. Какие там движения глаз она могла разглядеть в полумраке? Чаек и мазь в итоге сослужили хорошую службу. Пошевелись она – тут-то бы ей и конец. Крыса со своими уколами уехала, конечно, но никто не помешал бы Марусе просто придушить Катю и силком влить ей в горло еще какую-нибудь отраву.
На какое-то время ее оставили в покое. Она прислушивалась, пытаясь понять, что происходит, но за гулом огня в печи разбирала только шаги и обрывки фраз. Потом щелкнула дверь, по комнате прошел сквозняк, Кате на лицо упало несколько снежинок, захолодив пылающие щеки. Маруся сгребла ее за плечи, Зарина подхватила за ноги. Катя обвисла насколько могла безвольно, молясь про себя, чтоб не уронили: вряд ли ей хватит силы воли не заорать, если она приземлится копчиком на кафель.
– Ишь как ее разобрало-то, – пропыхтела Маруся, протаскивая Катю в дверь. Скрипнули петли, и Катя вдохнула лесной морозный воздух с легкой примесью дыма. – Вообще лыка не вяжет, ты погляди. Обычно как отлежатся, так хоть идут сами.
– Так она в парной все чайком залила, на камни попала, аж у меня у самой голову повело, – отозвалась сзади Наталья Степановна. – Надышалась еще вдобавок к тому, что выпила. Оно и хорошо, хорошо. Сейчас по холодку прокатим ее, слегка оклемается, а больше и не надо, чтоб не дергалась. Давайте, укладывайте ее в санки, ягодку нашу. Да поосторожнее, дура, куда ты спиной на борт?
– А зачем ей та спина? – грубо хохотнула Маруся, нагибаясь. Катя едва не схватилась за ее толстую потную шею – так страшно было опрокидываться с закрытыми глазами. Зарина снова придержала ей голову, и вот уже Катя лежала навзничь на чем-то твердом. Ноги задрались, шкура распахнулась, открывая голое тело. Она приготовилась терпеть холод, но холода не было, ветерок только приятно гладил кожу. – Полежать и на сломанной можно, а ходить ей уже никуда не надо.