– Ноги ей закинь. – Бабка одернула шкуру, запахнув ее на Катиной груди.
– Может, еще подержать? Сам не управится? – опять гыгыкнула Маруся, сталкивая Катины ноги с бортов лодки внутрь, в меховую груду.
– Дура, – досадливо сказала бабка. Санки дернулись. – На кого я деревню оставлю, как помирать-то? Ленка к нам носа не кажет. Думала тебя научить, так ты же дура, только ложку в ухо не несешь. Рот свой поганый закрой и тяни санки, чтоб потом плакать не пришлось!
Заскрипел снег. Маруся обошла лодку и, наверное, взялась за веревку, потому что сани снова резко дернулись и поехали.
– Хорошо в итоге вышло. – Наталья Степановна шла рядом, и Катя не решалась открыть глаза, чтобы посмотреть, в какую сторону они едут. – Ты гляди, как все гладенько легло! Ленка-то со Светкой все переживали, пугали, что народ из деревень бежит. Камень у них зацвел, ну надо же. А мы вот возьмем, да и чужую девку сунем ему – и ничего, никто не побежит, еще и новые приедут. Наши-то все возвращались, никто не помер!
Перед Катиным внутренним взглядом пронеслись черная язва на бедре у Кочерги, одутловатое равнодушное лицо Маруси, Леночкины пустые глаза с расширенными зрачками. Ну, не померли, да, тут не поспоришь.
Снег скрипел под ногами трех женщин, потом добавился шорох о борта лодки. Наверное, добрались до опушки, где тропа стала уже. Вдруг шаги замерли, санки по инерции немного проехали вперед и тоже остановились.
– Зарина, – услышала Катя голос Натальи Степановны, – ты домой иди, отдыхай. Завтра с утра придешь ко мне, пойдете с Марусей в доме приберете.
– А как же сани тащить? – Зарина говорила спокойно, но Катя слышала в ее голосе скрытое напряжение. – Там ведь в горку потом.
– Маруська сдюжит, – усмехнулась Наталья Степановна. – Она выносливая, да и похудеть ей не помешает. А то как боров, хоть режь на праздник!
Маруся промолчала, только сани дернулись и снова поехали, кажется, даже быстрее, чем до того.
– Тогда пойду, – сказала Зарина. – До завтра, Наталья Степановна!
Шаги проскрипели совсем рядом, потом звук начал отдаляться. Вот теперь она осталась совсем одна с этими страшными бабами. Что, если они сейчас просто завезут ее в лес и убьют? Ведь так они поступили с этой Степановых лялькой? «Господи, господи, помоги мне…»
Катя попыталась вспомнить строчки маминой молитвы, но они как будто сделали свое дело и стерлись из памяти. Голова была совершенно пуста – только стайкой стрижей метались в ней разрозненные мысли, звонко ударяясь о стенки черепа. Зарина ушла выводить машину. Или нет, это Марина, то есть Марьям. Но ей же всего пятнадцать, хотя, наверное, в такой глуши с детства садятся за руль, а потом уже быстро сдают экзамены в автошколе. Леночка еще говорила, что у них есть отец-алкоголик, куда они его дели?
– Девочку ей жалко, – прервал ее мысли скрипучий голос старухи. – Жалостливая нашлась! Устроила бы там комедию, времени и без того мало осталось. Может, и сгодится вместо Наташки, но еще воспитывать надо.
Маруся промолчала, только прибавила шагу. Скрипел снег под ногами впереди и позади лодки, визжали полозья. Катя вдыхала холодный хвойный воздух, из головы постепенно уходил тяжелый туман. Впереди сопела Маруся. Дорога пошла под уклон, и Катя с трудом подавила желание вцепиться в борта руками. Что-то такое Леночка говорила про старый рукав реки, который зимой замерзает… Старуха вроде бы приотстала, и Катя рискнула чуть приподнять ресницы.
Прямо над головой стояло высокое зимнее небо, еще синеватое, не налитое зрелой декабрьской тьмой, и с него смотрели яркие колючие звезды. Наверное, было около шести вечера – а Кате казалось, что она не меньше суток провела в бане и перед тем еще сутки из нее вытягивали жилы уговорами. Судя по пару, поднимающемуся от лица, и заиндевелым волосам, мороз был неслабый, но Катя по-прежнему не чувствовала холода. Кожа горела от бабкиной мази, в груди, в пояснице и внизу живота как будто зажглись маленькие солнышки, от которых по телу разливалось шипучее тепло. Все тело стало мягким, податливым и чувствительным, она ощущала каждую ворсинку шкуры, в которую была завернута, каждую неровность на дне лодки, улавливала малейшие оттенки запахов: хвоя, сосновая кора, дым оставшейся позади бани, сырой запах пота взмокшей от натуги Маруси, терпкие травяные ароматы собственных волос.