– Если на то пошло, я был против войны, – собравшись с силами, заявил Стирлинг. – Я проголосовал против, как только услышал о ее объявлении. И выступал за то, чтобы в случае необходимости закрыть нашу Обитель здесь, в Луизиане. Но потом... Потом я предложил смириться с понесенными потерями и отступить, укрыться в наших библиотеках, расположенных за рубежом.
– Вы изгнали меня из родного города, – сказал Лестат. – Вы опрашиваете моих соседей. Вы до последней буковки изучаете все документы, подтверждающие мои права собственности. А теперь еще и вторгаетесь на мою территорию. И при всем при этом заявляете, что не верите в мое существование? Это лишь предлог, а не причина.
– Причина такова, что я хотел увидеть вас, – сказал Стирлинг, совсем осмелев. – Я хотел испытать то, чем гордились другие члены ордена: встретиться с вами, увидеть вас собственными глазами.
– И теперь, достигнув цели, что именно вы намерены сделать?
Лестат бросил взгляд на меня, но и блеск в глазах, и улыбка потухли, едва он снова обратился к человеку, сидевшему в кресле.
– То, что мы делаем всегда, – ответил Стирлинг. – Все подробно записать, составить отчет для старшин, подшить копию в досье вампира Лестата... Если, конечно, вы позволите мне уйти, если таково будет ваше решение.
– По-моему, я до сих пор не причинил зла никому из ваших – разве не так? – спросил Лестат. – Вспомните. Разве я напал хоть на одного активно действующего агента Таламаски? Не обвиняйте меня в том, что совершили другие. С тех пор как вы объявили войну и попытались изгнать меня из собственного дома, я проявлял удивительную сдержанность.
– Отнюдь... – тихо заметил Стирлинг.
Я был потрясен.
– Что, черт возьми, вы хотите этим сказать? – возмутился Лестат. – Мне кажется, я вел себя как джентльмен.
Тут он впервые улыбнулся своему собеседнику.
– Да, вы были джентльменом, – ответил Стирлинг. – Но о сдержанности вряд ли может идти речь.
– Вы хотя бы понимаете, что для меня означает быть изгнанным из Нового Орлеана? – не повышая голоса, спросил Лестат. – Способны ли вы постичь, каково это для меня – сознавать, что я не могу прогуляться по Французскому кварталу из-за ваших шпионов, торчащих в Кафе дю Монд, не могу слиться вечером с людской толпой, снующей по магазинам на Рю-Рояль, потому что где-то рядом за мной по пятам следует один из ваших славных приятелей? В силах ли вы осознать, как больно ранит меня необходимость покинуть единственный город на свете, который я по-настоящему люблю?
При этих словах Стирлинг поднялся со стула.
– Но разве вы не хитрили с нами? – поинтересовался он.
– Было и такое, – ответил Лестат, пожав плечами.
– А кроме того, – продолжал Стирлинг, – никто вас из города не выдворял. Вы и не думали покидать его. Наши агенты видели, как вы без зазрения совести восседали в Кафе дю Монд за чашкой бесполезного для вас горячего кофе с молоком.
Столь смелые речи потрясли меня до глубины души.
– Стирлинг! Ради всего святого, не вздумайте спорить, – в отчаянии прошептал я.
Лестат в очередной раз скользнул по мне взглядом, в котором, впрочем, не было гнева, и повернулся к Стирлингу. А тот и не думал замолкать.
– Вы все еще насыщаетесь, охотясь на чернь, – решительно продолжал он. – Властям наплевать, но мы-то сразу узнаем ваш почерк. И знаем, что это вы.
Я пришел в ужас. И как только у Стирлинга язык повернулся ляпнуть такое?
Лестат зашелся безудержным смехом.
– И при всем при том вы пришли ночью? – спросил он. – Посмели явиться, понимая, что я могу вас здесь обнаружить?
– Наверное... – Стирлинг замялся, но потом договорил: – Наверное, мне хотелось бросить вам вызов. Наверное, я совершил грех: поддался гордыне.
"Хвала Всевышнему за это признание, – подумал я. – "Совершил грех..." Отлично сказано!"
Я дрожал, глядя на этих двоих. Меня приводил в ужас бесстрашный тон Стирлинга.
– Мы уважаем вас больше, чем вы того заслуживаете, – заявил Стирлинг.
Я тихо охнул.
– Извольте объясниться! – с улыбкой произнес Лестат. – В чем именно проявляется это уважение, хотелось бы мне знать. Если я действительно у вас в долгу, следует, видимо, выразить благодарность.
– Сиротский дом Святой Елизаветы... – окрепшим голосом произнес Стирлинг. – Часовня, где вы, объятый сном, пролежали на полу много лет. Мы ни разу не попытались войти внутрь или узнать, что там происходит. А вы сами только что утверждали, что мы давно научились подкупать охрану. Благодаря Вампирским хроникам ваш долгий сон перестал быть тайной. И мы знали, что могли бы проникнуть в здание и при свете дня взглянуть на вас, незащищенного, лежащего на мраморном полу. Сами посудите, какой соблазн: спящий вампир, который больше не утруждает себя укладыванием в гроб. Извращенный аналог спящего короля Артура, погрузившегося в сон в ожидании, когда он вновь понадобится Англии. Но мы ни разу не пробрались в ваши просторные апартаменты. Как я уже сказал, наверное, мы проявили к вам больше уважения, чем следовало бы.