– Я так и не получил ни одного сообщения по электронной почте, ни одного телефонного звонка от Моны, и за это я благодарю Бога. Майкл или Роуан однако периодически позванивают. Я слушаю их, а сам дрожу. А вдруг эта всесильная пара поймет что-то по тембру моего голоса? Но пока вроде бы этого не случилось. Они сообщают мне последние новости. Мона находится в изоляции. Мона на диализе. Моне не больно.
Примерно полгода назад или чуть больше Роуан прислала мне отпечатанное письмо, написанное от имени Моны, где говорилось, что Моне удалили матку, и она захотела, чтобы я это знал. "Возлюбленный Абеляр, я освобождаю тебя от всех обещаний", – продиктовала Мона своей опекунше Роуан. Все надеялись, что операция поможет Моне, но этого не произошло. Мона все чаще и чаще нуждалась в диализе. Остались еще лекарственные средства, которые они могли попробовать.
В ответ я совершил налет на все цветочные магазины Нового Орлеана, где скупил все букеты, корзины и вазы с цветами, прибавив к ним записки, продиктованные по телефону, в которых клялся в вечной любви. Я не осмелился послать хоть что-нибудь, до чего дотрагивались мои руки. Мона могла взять такую записку и сразу ощутить сидящее во мне зло. Я просто не мог так рисковать.
Я до сих пор посылаю цветы почти ежедневно. Сам выбираю композиции. Периодически Роуан или Майкл звонят. Все одно и то же. Мона сейчас не может никого видеть. Мона предпочитает одиночество.
Думаю, на самом деле я страшусь той минуты, когда они вдруг скажут: "Приезжай ее повидать". Я страшусь, что не смогу отказаться и не смогу обмануть Мону, и те драгоценные мгновения, быть может, наши последние драгоценные мгновения, сознание Моны будет затуманено страхом перед тем существом, в которое я превратился. В самом лучшем случае я все равно покажусь ей холодным и бесстрастным, хоть мое сердце и будет разрываться на части. Я страшусь этого. Страшусь всей душой.
Но больше всего я страшусь последнего звонка – новости, что Мона проиграла битву, что Моны больше нет.
Лестат кивнул. Он сидел, облокотившись на локоть, его волосы были несколько растрепаны, а огромные синие глаза смотрели на меня сочувственно, как и раньше, все эти долгие часы моего рассказа. Он улыбнулся.
– Как ты думаешь, в чем смысл того, что ты мне рассказал? – спросил он. – Помимо того факта, что мы не должны позволить тетушке Куин узнать о твоем перерождении, а еще мы должны уничтожить Гоблина.
– Смысл в том, что я прожил насыщенную жизнь, – ответил я. – Петрония сама так сказала. И ей было наплевать на эту жизнь. Она забрала ее из каприза, по злобе.
Он снова кивнул.
– Но, Квинн, бессмертие – это дар, и не важно, как он тебе достался. Ты должен перестать ненавидеть Петронию. Эта ненависть тебя отравляет.
– Точно так же я ненавижу Пэтси, – тихо сказал я. – Мне нужно избавиться от ненависти к ним обеим. Мне нужно избавиться вообще от всей ненависти, но прежде всего необходимо уничтожить Гоблина Я попытался, стараясь быть к нему справедливым, рассказать тебе, насколько я несу ответственность за то, каким он стал, и даже за то, что он хочет мне отомстить.
– Это ясно, – сказал Лестат, – но я не уверен, что в одиночку сумею его остановить. Возможно, мне понадобится помощь. Я почти в этом уверен. Думаю, лучше всего обратиться к Пьющей Кровь, чья доблесть в общении с духами вошла в легенду. – Он провел пятерней по волосам, убирая их со лба – Полагаю, я сумею уговорить ее прийти и помочь мне с этим делом. Я имею в виду Меррик Мэйфейр. Она не знакома с твоей прекрасной Моной – по крайней мере насколько я знаю, – но если даже она и видела ее в прошлом, то в любом случае сейчас они никак не связаны. Меррик знает призраков как никто среди вампиров. В прошлой жизни она была всесильной ведьмой.
– Выходит, Темная Кровь не лишила ее способности общаться с духами? – уточнил я.
– Нет, – ответил он, покачав головой. – Она слишком для этого сильна. А кроме того, это ложь, что духи нас избегают. Ты ведь сам говорил, что я вижу духов. А как бы мне хотелось, чтобы я их не видел. Мне понадобится завтрашний вечер, чтобы отыскать Меррик Мэйфейр. Думаю, я сумею привести ее сюда, скажем, в час или в два ночи. Не представляю, чтобы она отказалась прийти, но там увидим. В любом случае, я вернусь. Это я обещаю твердо.
– Благодарю тебя от всего сердца, – сказал я.
– Тогда позволь мне одно маленькое признание, – сказал он с неотразимой улыбкой.
– Ну конечно, – сказал я, – какое?
– Я влюбился в тебя, – тихо произнес он. – Так что, возможно, я тебе еще надоем и ты не будешь знать, как от меня отделаться.
Я был настолько поражен, что лишился дара речи. Сказать, что мне он казался совершенством, – это ничего не сказать. Он был привлекателен, элегантен, и я настолько попал под его обаяние, пока рассказывал ему о себе, что полностью открылся, не чувствуя между нами никаких преград.