О положении русских в Чечне свидетельствует жительница Грозного:
“Русские в Чечне тихо вымирают. Ежедневно только в Грозном убивают 4–5 русских. Мы уже привыкли к тому, что кого-то сожгли, залили горло кипятком, проткнули грудь вилами. Только с 1 февраля по 1 марта в поселке Калинина (северная часть Грозного) с целью захвата квартир сожжено шесть стариков. В поселке Ипподромном уничтожена русская семья — муж убит выстрелом в упор, а жена выброшена в окно с восьмого этажа. В квартире оставлена зловещая записка: “Так будет со всеми русскими в Чечне”.
Русские дети не посещают школу, не общаются с чеченскими сверстниками. Их избивают только за то, что они говорят на русском языке.
Обучение в школах ведется на примитивном уровне и только на чеченском языке. В марте по грозненскому телевидению выступили старейшины ведущих тейпов и заявили, что русские учителя ничего хорошего чеченским детям дать не могут. Только якобы развращают их души. А поэтому учителями должны быть только чеченцы по национальности.
Еще с войны сотни русских семей живут в подвалах разбитых домов, впроголодь. Греются у костров. Некоторые умудряются получать пенсии за пределами Чечни. Но для этого людям необходима местная прописка. Вот и считайте: половину и без того скудной пенсии нужно отдать хозяину за временную прописку, часть денег уходит на дорогу — туда и обратно. Остающиеся крохи позволяют только что не умереть с голоду, а уж купить какую-то одежду или пакет молока для ребенка — мечта небывалая.
Не лучше ситуация и в районах с преимущественно русским, казачьим, населением. Коренных жителей изгоняют из домов, исконно казачьи земли заселяются чеченцами из горных районов.
Ежедневные убийства и погромы стали здесь нормой. Только с начала нынешнего года в Шелковском районе, например, убито 18 русских жителей, забраны их автомобили и вещи.
Преследующие русских чеченские власти смотрят далеко в будущее, уже сегодня закладывают очередную мину. На территории Шелковского района, например, никогда не было чеченских кладбищ. Теперь их обустраивают повсеместно, откуда-то привозят трупы умерших. Для чего это делается? А с тем, чтобы лет эдак через 20–30, ссылаясь на захоронения, утверждать, что это — не казачьи, а исторически чеченские земли.
Русские же кладбища осквернены, превращены в мусорные свалки. Местная чеченская молодежь группами бродит по праху умерших, выламывают оградки и могильные плиты. Портреты похороненных русских людей и могильные кресты становятся для чеченских подонков мишенями для стрельбы.
Сюда же, как на свалку, привозят и выбрасывают трупы убитых русских людей. На одном из кладбищ Грозного я видела недавно жуткую картину: три трупа — двух женщин и одного парня — дожирали бродячие псы. А рядом высилась гора уже обглоданных человеческих костей…” (“Труд”, 13 мая 1999)
Необходимо отметить большие сложности в сборе информации о преступлениях против русского населения Чечни. Должностные лица, официальные органы власти Чечни фактически скрывали преступления от учета, свидетели запугивались или вынуждены были бежать из Республики. Рассеянность русского населения, страх перед местью боевиков, подорванное доверие к федеральным властям, в течение длительного времени не защищавших русское население от бандитизма и произвола — все это причины того, что сведения о геноциде русского населения носят отрывочный характер.
Численность русского населения к началу 1999 не превышала 50 тысяч человек. Русские не имели никакого представительства ни в органах власти республиканских, ни в органах власти на местах — в районах, станицах, поселках. Единственный русский представитель — бывший советник Масхадова по русскоязычному населению Анатолий Митрофанов был похищен 22 февраля 1999 года и его дальнейшая судьба неизвестна. Не было русских и среди директоров и руководителей предприятий и организаций. Русские в Чечне не занимались предпринимательством, не издавали своих печатных изданий, не имели доступа на телевидение.