— А от тебя несет псиной, — обиделся леший.
— Это от того, что жизнь собачья. Но я явился не лаяться.
— Не до тебя мне сейчас. Деревенские мужики идут лес жечь. Если я их не запутаю, они, чего доброго, до самого Мироствола дойдут и его подпалят.
— Я тебе помогу.
— Ты уже помог, когда Черную книгу стащил.
— Да не брал я ее!
— Упырю сказки сказывай.
Вурдалак разозлился и прыгнул. Его зубы щелкнули у крючковатого носа лешего. Вблизи тот оказался не таким высоким, как выглядел издали — всего на голову выше обычного человека.
— Ага, вот ты и попался! — возликовал Горихвост. — Лапти-то на тебе совсем новенькие, из свежего лыка. А куда старые дел? Покажи-ка их. Живо!
— Сначала поймай меня! — проскрипел леший и с неожиданным проворством отступил в чащу.
Горихвост бросился за ним. Поначалу ему чудилось, что догнать неуклюжего дикаря, продирающегося сквозь подлесок — плевое дело. Однако как вурдалак ни стремился вперед, как ни обдирал шкуру о густые кусты — леший ближе не становился.
Распут двигался не спеша, перешагивая через овраги и бережно раздвигая заросли. Но при всей его внешней неспешности угнаться за ним оказалось никак невозможно.
— Что за наважденье? — высунув язык из пасти, остановился Горихвост.
Он едва успевал отдышаться. Леший оглянулся и хитренько подмигнул ему. Вурдалак зарычал, вскочил с места и резко скакнул, и снова не смог достать даже до пятки лесного хозяина.
Аццкое пекло! Хитришь? Ничего. Я тоже хитрить умею. У лешего все шиворот-навыворот и задом наперед. И вонючее свое рубище он носит на левую сторону. Вот и выходит, что у него одна сторона, а у меня — другая, оттого мы и не встретимся.
Горихвост скинул с плеч волчью длаку и принял людской вид. В человеческом облике продираться сквозь чащу оказалось совсем неудобно. Да ему и не этого было надо. Сбросив с себя тертый кафтан, он ловко вывернул его наизнанку и одел исподней стороной вверх. Правый сапог обул на левую ногу, а левый — на правую. Пояс рубахи завернул пряжкой за спину. Мир вокруг преобразился. Кусты перестали цеплять и запутывать, а деревья — хлестать ветвями. В три шага он добрался до лешего, ухватил за рубище и резко дернул назад:
— Нет, ты во всем мне сознаешься, или я тебя в щепку сотру!
— Ох, и настырная же ты псина! — глухо ухнул чащобник.
— За псину ты еще поплатишься! — пообещал вурдалак. — А пока отвечай: твой это лапоть?
И он вынул из-за пазухи улику, подобранную на поляне. Леший расхохотался:
— Ты дурной или поганок нанюхался? На размер взгляни. Сам попробуй, нацепи эту мелочь на мою ступню.
И он вытянул кряжистую ногу, похожую на толстый древесный корень. В самом деле: его кривая подошва была раза в три шире, чем лапоть из ларца. Плетенки лешего не только размером, но и видом не походили на ту, что держал Горихвост.
— Но ведь кроме тебя, в лаптях никто больше не ходит, — опешил вурдалак.
— Мужики ходят в деревне, — возразил Распут.
— Где деревня, а где мы? — все еще соображая, пробурчал Горихвост.
— Не простой это лапоть, — скривил деревянную рожу леший. — Я б его даже трогать не стал. Заговоренный он. Злой.
— А то ты у нас добрый.
— К тем, кто леса не портит — добрый. А кто рубит и жжет — тут уж не до добра.
За дремучей чащобой послышались голоса. Меж деревьев замелькали огоньки факелов, косы и топоры звонко запели, вонзаясь в подлесок и расчищая дорогу целой толпе мужиков во главе с сельским старостой Воропаем.
— Легки на помине! — бросил с досадой Распут. — Как они только дебри прошли, мухомор им всем в щи? Совсем страх потеряли. Видно, знают, что нет у нас книги, иначе ни в жисть не решились бы лезть.
— Как они могли это узнать? Кто им сказал? — вскрикнул Горихвост.
— Почем я знаю? Беги-ка отсюда. А я встречу гостей, как положено по лесному уставу.
— Нет, брат. Лес — и для меня дом. Вместе живем, вмести и драться за него будем! — возразил Горихвост и спешно накинул длаку.
— Ай! Да здесь чертов волчара! — испуганно заголосил Воропай, тыча в его сторону дубиной с горящей просмоленной паклей на конце.
— Разрази гром Еропку! — сказал молодой парень с рябой рожей, останавливаясь за его спиной. — Вот это тварь! Как будто из самого пекла явилась. Шкура навыворот, а лапы-то, лапы! Назад коленями выгнуты, будто нарочно сломали.
Мужики сгрудились с расширенными от страха глазами. Никто не решался сделать и шагу. Горихвост угрожающе зарычал и собрался куснуть Воропая за ляжку, но стоило ему двинуться вперед, как все тело с головы до хвоста пронзила острая боль.