Графиня оглядела дорогу, потом опять доктора, в ее фиолетовых глазах прыгали веселые искорки. Она словно приняла какое-то озорное решение и вытащила из сумки у себя за спиной бутылку и кусок ткани.
— Надо же, профессиональная сострадательность… Подождите минуточку — я только расстегну платье…
Доктор сразу понял, что от раны останется шрам. В другое время он непременно наложил бы шов, но сейчас просто промыл рану спиртом.
— Это не от стекла, — сказал он, когда графиня вздрогнула, но не от боли, а от холодных капель, попавших на кожу под платьем.
— Вы хотите сказать, что это сделал не Франсис? — Она перекинула волосы со спины на лицо, чтобы Свенсону было лучше видно. — Нет, не он. Это от неудачного прыжка в окно.
— На несколько дюймов выше — и стекло перерезало бы вам горло.
Графиня вытащила правую руку из платья. Пурпурный шелк, шурша, соскользнул по диагонали, обнажив корсет и немалую часть тела, которая под смоляными волосами казалась совсем белой.
— Как вам перевязка, которую мне сделали? — спросила она.
— Я думаю, вы неплохо постарались, перевязав себя сами, — ответил доктор, осторожно подводя пальцы под ее предплечье, чтобы завязать узел.
— Не я, — сказала графиня. — Кое-кто с крохотными пальчиками. Путь был долгий, и только мы вдвоем в вагоне.
На мгновение Свенсон неосторожно отдался этой мысли: он вдвоем с графиней в товарном вагоне. Сидеть с нею вдвоем у костра и то было нелегко. Но эта женщина вдвоем с Селестой… о чем они говорили… и что… что еще… неважно… все неважно, лишь бы только мисс Темпл вышла из этой переделки целой и невредимой. Лишь бы только он мог поверить в это…
— Ну вот и все, — сказал доктор, снова садясь.
Графиня повернулась к нему, проверяя, как движется рука, насколько надежна повязка, но не надевая обратно платья. Свенсон проглотил слюну. Он смотрел на нее, и его врачебная бесстрастность неуклонно сдавала позиции, как далекая луна, исчезающая за тучей. Он заставил себя посмотреть графине в глаза, ожидая увидеть издевательский огонек, но глаза ее горели ясным и теплым светом.
— Если какая-нибудь девушка могла бы стать близка мне, то прежде всего это Селеста Темпл… правда, увидев впервые такого целеустремленного маленького зверька, я тут же возжелала перегрызть ей горло. Конечно, я выражаюсь фигурально… и вот… то ли из-за этой раны… то ли из-за необходимости прижаться друг к другу, чтобы чуточку согреться…
— Она… она жестока, — пробормотал доктор. — И в то же время так невинна.
— Я думаю, вы тоже отчасти невинны, — прошептала графиня.
Это было одним из самых опасных мгновений в жизни доктора Свенсона. Здравомыслие и дальновидность оставались при нем, но фиолетовые глаза графини были озерами, в которых он мог утонуть даже теперь, утратив всю свою преданность, веру, порядочность — бросив все ради ее бесчеловечных целей. Если наклониться к ней, поцелует ли она его? Или рассмеется? Доктор облизнул губы и скользнул взглядом по ее телу. Он уже не помнил цвет глаз Элоизы.
Он вскочил на ноги, отирая ладони о брюки, тут же споткнулся о камень и полетел спиной в кусты. Он охнул, когда при падении воздух вышел из легких, немного полежал, с трудом дыша; зеленые листья плюща ласкали его лицо. Наконец Свенсон приподнялся на локтях. Графиня уже надела платье обратно и левой рукой застегивала сверкающие черные пуговицы.
— Вы живы? — спросила она.
— Приношу свои извинения.
— Возвращайтесь к огню. Времени так мало. А еще столько всего нужно обсудить.
Прежде чем сесть, Свенсон вытащил сигарету из портсигара, словно пытаясь курением прикрыть свою слабость, но по лицу графини было ясно, что он заботит ее меньше всего. По-детски уязвленный собственной маловажностью, доктор вернулся на свое место у костра, напротив графини.
— Где Кардинал Чань?
Меньше всего Свенсон ждал этого вопроса, который почему-то поверг его в уныние.
— Понятия не имею.
Графиня промолчала. Свенсон выпустил клуб дыма и стряхнул пепел на камни.
— Если вы надеетесь, что Чань будет для вас полезнее…
— Полезнее? — оборвала она его. — Самонадеянный тевтонец!
Ее настроение резко изменилось, а может, она просто перестала скрывать свои подлинные чувства.
— Выжив после падения дирижабля, вы, верно, решили, что только вы из всех заговорщиков…
— Заговорщиков?
— А как еще назвать вас и ваших… союзников?
— Как угодно. «Заговорщики» — уж слишком театрально звучит.