— У меня нет тайн от моих соправителей, — сказал дож.
— Но у народа есть от них тайны, — ответил Бертуччио.
Дож удивленно пожал плечами.
— В таком случае, пойдем ко мне.
Поднявшись на лестницу и оставив свит в приемной, дож вошел с Бертуччио в свой рабочий кабинет.
— Синьор Фалиери, — быстро заговорил Бертуччио, — вы знаете меня по тем битвам, в которых мы вместе сражались.
— О, да, — ответил Фалиери, — я хорошо помню тебя, ты немало оказал услуг своей родине, Венецианской республике.
— И я люблю ее не меньше, чем вы, ее дож. Но эта республика теперь в опасности; Совет Сорока и Совет Десяти слишком долго притесняли народ, чаша терпения его переполнилась, и в арсенале, где я служу одним из надсмотрщиков, вспыхнул бунт. Сбирам не усмирить его. Народное восстание вскорости охватит всю Венецию, и разгорится жестокая война с притеснителями родины. Марино Фалиери, тебя народ знает, тебя народ любит, стань во главе нашего восстания и освободи свою родину.
В первую минуту дож оцепенел от неожиданности, потом он воскликнул:
— Как, мне пойти против республики, мне, главе ее! Эй, сбиры, арестовать этого бунтовщика, дерзнувшего предлагать дожу такие постыдные сделки!
И, пока сбиры связывали ошеломленного Бертуччио, дож величественно вышел из комнаты и направился в свою спальню, чтобы переодеться. Там ему бросился глаза лист бумаги, приколотый к креслу.
Пробежав его глазами, дож зашатался и в глубоком обмороке упал на пол.
На листе было написано:
«О, дож, твоя голова седа, а твоя невеста молода. О, дож, ты глуп, а она хитра. До брака рогатый, радуйся, картонный воин!»
Глава V. Мятежный старец
Через некоторое время Фалиери пришел в себя и, несмотря на страшную слабость, которую он ощущал во всем теле, и тяжелое душевное состояние, он облекся в свадебный наряд и отправился в собор Св. Марка для венчания.
У подъезда собора стояла многочисленная свита в праздничных нарядах, а на верхней ступени дожа встретил Совет Десяти и Сорока в полном составе. Низко склонились головы перед маститым старцем, а из собора донеслись первые торжественные звуки органа.
Но Фалиери прежде, чем войти в собор, направился к председателю Совета Десяти и, отведя его в сторону, со страшным волнением сообщил о всем произошедшем.
Градениго сделал вид, что так же, как и дож, возмущен всем случившемся.
Фалиери сообщил ему, что узнал руку Микаэле Стено, и Градениго притворно обещал, что сегодня же вечером соберет заседание Совета Десяти и приговорить дерзкого пасквилянта к смерти.
Успокоенный Фалиери вошел в церковь, где уже ждала его прекрасная Анджиолина.
По окончании обряда новобрачные и гости отправились в палаццо дожей; там ждал их роскошный пир и всевозможные увеселения. Среди гостей находился также и Пизани, покинувший мрачную пещеру и не сводивший глаз с беспечно веселившейся Анджиолины. Представления в честь приглашенных шли своей чередой, покамест, наконец, распорядитель праздника не объявил о появлении восточной заклинательницы змей.
С удивлением Пизани узнал в ней красавицу Нирвану со знакомой ему громадной змеей (см. рисунок на обложке этой книги). Ему ничего не было известно, что Нирвана должна была появиться на праздник, поэтому он с удвоенным вниманием стал следить за всем происходившим, и по ритмичным движениям чудовища, которым невидимо управляла Нирвана, он, казалось, угадывал намерения змеи броситься на дожа и задавить его.
Взоры всех были устремлены на страшное чудовище, а Анджиолина, между тем, воспользовавшись этим моментом, влила данный ей яд в бокал дожа.
Это не укрылось от бдительности Пизани.
Кровь венецианского нобиля заговорила в нем. В душе его созрело внезапное решение. Подлым и позорным показалось ему мстить исподтишка и, когда дож поднес роковой фиал к своим губам, Пизани одним прыжком очутился возле него и со словами: «Не пей, дож, это отрава!» вышиб бокал из его рук.
Ошеломленный дож не успел промолвить ни одного слова, как вдруг змея, повинуясь бессловесному приказанию Нирваны, стрелой бросилась на Пизани и мгновенно задушила его в своих стальных объятиях. В этот же момент несколько сбиров, бросившихся на помощь, зарубили одни змею, другие Нирвану.
Когда присутствующее пришли в себя от первого испуга, веселое празднество было прекращено, и все разошлись по домам. А дож медленно отправился с Анджиолиной в их опочивальню.
— Слишком много испытаний послало мне небо в этот день, — грустно заговорил он, — странная смерть Рампетты, бунт в арсенале, оскорбление Стено, Бог весть кем подсыпанный яд в мой бокал, эта ужасная змея и страшная смерть Пизани, — даже я, привычный к ужасам войны, даже я глубоко потрясен!