Бурные аплодисменты и крики «браво!» потрясли театр, когда она окончила петь.
Настоящий дождь цветов обрушился на сцену к ногам прекрасной певицы.
Глава VII. Пред Высшим Судией
Леблан, незадолго до окончания оперы, оставил ложу и стал у выхода со сцены.
Он расспросил предварительно капельдинера и узнал, что другого выхода со сцены нет.
— Значит, она пройдет здесь. Теперь уж я ее не упущу, — думал он, смотря на дверь.
К подъезду подъехала карета.
Леблан спросил кучера, кого он ждет.
— Мадам Иньоту, — отвечал тот.
Здесь, в переулке позади Большой Оперы, царил полумрак, и доктор потихоньку забрался в карету так, что задремавший кучер и не заметил.
Немного спустя дверца кареты отворилась, и закутанная в плащ фигура вскочила в карету, приказав кучеру ехать домой.
Кучер ударил лошадей.
Карета тронулась.
В это мгновение в карете раздался крик ужаса: доктор обнял Елену и прижал ее к себе, повторяя, как безумный:
— Теперь, «Красное домино», ты не уйдешь от меня!.. Наконец-то я поймал тебя!.. Теперь ты моя!..
— Леблан!.. — через силу прошептала певица. — О, Боже! это судьба!
— Елена, умоляю вас, выслушайте меня, — говорил Леблан. — Зачем вы вырываетесь? Вы боитесь, что я вас ненавижу за то, что было в Венеции?.. Но, клянусь вам…
— Не клянитесь, доктор! Ваша невинность будет доказана, даю вам слово… Вы должны теперь узнать, что заставило меня сделать вас орудием мести. Я расскажу вам все.
И пока карета ехала по улицам Парижа, Елена, обняв доктора, рассказала ему свою историю.
Леблан видел, как тяжело ей рассказывать, — губы ее дрожали и все тело вздрагивало, как от мучительной боли.
Несколько раз пытался он прервать ее, но она хотела непременно рассказать все.
— История моя очень обыкновенна, — говорила она. — У меня был хороший голос, я была молода, хороша собой, и мне нетрудно было попасть на сцену.
Через несколько лет я уже была знаменитой певицей, и с большим успехом выступала в «Скале».
В это время я познакомилась с одним молодым человеком.
Он клялся мне в любви, на коленях умолял меня стать его женой.
И я, до тех пор не глядевшая на мужчин, не могла отказать ему… я любила его.
Прошло несколько месяцев; Луиджи (это был он), все откладывал свадьбу и, когда у меня родился ребенок, он совсем покинул меня.
Я узнала, что он уехал в Венецию и обручился с тамошней патрицианкой.
Я поспешила в Венецию.
С ребенком на руках я бросилась на колени перед Лючией и умоляла ее отказаться от брака с Луиджи. Я говорила ей, что он клялся жениться на мне, а теперь покинул меня с малюткой-сыном.
Ничто не тронуло холодной, гордой патрицианки.
— Потаскушка! — крикнула она мне в ответ на мои мольбы. — Уступить тебе Луиджи?! Только вместе с сердцем можешь ты вырвать из груди моей мою любовь к нему!..
И она… — Елена закрыла лицо руками при одном воспоминании о пережитом унижении, — она велела слугам вытолкать меня на улицу…
Я долго проболела после этого и думала, что навсегда потеряла голос.
По выздоровлении, я должна была продать свои драгоценности, потом платья, чтобы прокормить себя и ребенка.
Если бы не сын, я не знаю, что бы я сделала… но для него я должна была жить. Страшная жажда мщения жгла мою душу.
— Отомстить Луиджи, обманувшему меня и обрекшему на позор! Отомстить гордой красавице, оскорбившей меня так бессердечно! эта мысль не давала мне покою.
«Только вместе с сердцем можешь ты вырвать мою любовь», — сказала она мне, глумясь надо мной… И я решилась вырвать это сердце… Остальное вы, доктор, знаете.
Я случайно узнала, что вы в Венеции, и, как иностранец, вы показались мне гораздо более подходящим для выполнения моего плана, нежели здешние доктора…
О, если бы вы знали, как я страдала, когда вас арестовали!.. И не только потому, что вы страдали невинно… теперь я могу признаться… я полюбила вас с первого взгляда, с первой встречи на площади св. Марка…
— Ты будешь моей, Елена! — воскликнул Леблан, прижимая ее к своему сердцу. — Тайна наша умрет вместе с нами, и мы еще будем счастливы.
— Я не могу принадлежать вам, — отвечала Елена. — Я отняла у вас честь и должна возвратить ее вам. Но вы должны обещать мне позаботиться о моем сыне.
— Я позабочусь о нем, сделавшись его отцом. Пусть венецианцы считают меня убийцей, твоя любовь для меня дороже всего на свете!…
Карета остановилась.
Войдя в комнату, Елена подвела Леблана к кровати сына и показала ему прелестного двухлетнего малютку.
— Поклянись, Елена, что будешь моей, — умолял Леблан.
— Не проси меня сегодня ни о чем; насладимся счастьем… а там…
Когда Леблан наутро проснулся, Елены с ребенком не было уже в комнате.
На расспросы доктора привратник отвечал, что она на рассвете уехала неизвестно куда.
Через восемь дней Леблан получил из Венеции телеграмму.
Дрожащими руками распечатал он ее, пробежал глазами и упал без чувств на пол.
Содержание телеграммы было следующее:
«Доктору Леблану. Париж.
С радостью сообщаю вам, что ваша невинность открылась. Сегодня в суд добровольно явилась виновница преступления — Елена Виадуччи, знаменитая некогда в Италии певица, оставившая внезапно сцену и бесследно исчезнувшая.
Она рассказала все подробно следователю и собственноручно подписала протокол.
Затем, прежде чем следователь успел ей помешать, приняла яд и умерла на месте.
Обвинение с вас снято, и сегодня же сенат высылает вам ваш залог.
Адвокат Томбони».
Человек-обезьяна из Нового Орлеана
Глава I. Драма в цирке
Тысячеголосый вопль ужаса наполнил громадное помещение цирка.
Споткнулась лошадь, на которой ездила прекрасная наездница по узкой тропинке, на значительной высоте, и тело животного покачнулось.
В продолжение момента прекрасная наездница пыталась сохранить равновесие на седле и затем…
Тишина была прервана безумным криком человека, стоявшего на арене в пестром костюме клоуна.
С быстротой молнии клоун поместился под тропинкой, на которой прекрасная наездница совершала свою опасную поездку. Его руки протянулись и поймали тело прекрасной женщины, которая, действительно, потеряла равновесие и упала вниз.
— Назад, несчастный! — послышался громовой крик позади клоуна:
— Назад… лошадь… ах!.. Слишком поздно!..
Этот крик издал шталмейстер, стоявший в нескольких шагах позади клоуна.
Лошадь, избавившись от своего прекрасного грузя, балансировала в течение момента, но затем испустила громкое ржанье и ринулась вниз.
Прежде, чем отважный спаситель успел воспользоваться предостережением шталмейстера, лошадь уже обрушилась на него.
Однако, собравшись с последними силами, клоун отбросил от себя в сторону молодую женщину, и она ускользнула от гибели, которой угрожало ей падающее тело лошади.
Из-под тела лошади послышались крики боли и слабые стоны.
Публика пришла в сильнейшее возбуждение. Раздались истерические крики женщин и призыв докторов.
Сбежались служители цирка и плотным кольцом окружили группу, составленную лошадью с лежавшим под ней человеком.
Несколько минут спустя, люди приподняли тело лошади и убрали его в сторону.
Песок арены окрасился кровью, текущей из раны во лбу у клоуна.
Широкая грудь несчастного вздымалась от тяжелых вздохов и стонов, и глаза его были закрыты.
— Скорее позовите врача, — раздался повелительный голос. — Пригласите доктора Юнга.
Служители цирка Барнума и Байлея поспешили исполнить это приказание.